– Я ей сейчас сам позвоню, усыплю бдительность, – среагировал я. Будет мне еще Васька указывать сидеть дома. На улице тьмища и непонятные личности бомбят фейерверками.

Я нацепил самую обаятельную улыбку, которая мне удавалась в жизни и позвонил маме, она приняла вызов с первого же гудка.

– Мам, у нас все отлично. А как у тебя? Ага, ага. Ну все, с наступающим! Целуем! Нет, никуда не пойдем. Ну может во дворе фейерверк запустим и все. Ага, пока!

Улыбка сошла с лица так же быстро, как появилась. Васька и Костян уже экипировались. Я суетливо оделся, пара минут и мы на улице.

Нетвердой походкой подошел к подъезду Дед Мороз:

– Снастпайущм, ръбятишки!

– Спасибо, спасибо, и вас, – как-то вразнобой и вяло ответили мы и, не желая останавливаться и поддерживать разговор с общительным Дедом.

– Ндо быть ри-ик-шительней и нпористей, ик! Ну-к ищщё раз, – проговорил нам вслед нравоучительно Дед, держась за ручку двери и качаясь как береза от ветра на вершине холма.

– Спасибо! – хором крикнули мы.

– Вооот, ршительность и нпори-ик-стость! Запомни-ик-те!

Дед Мороз ввалился в теплый и светлый подъезд. Дверь за ним глухо прихлопнулась. А у нас впереди неизвестность и белый снег стеной. Что может быть хорошего там, за этой стеной? Может она и существует сейчас только для того, чтобы мы остались дома? Тайны какие-то. Откуда они вообще взялись? Ведь у нас не было никогда друг от друга тайн.

Все вокруг казалось торжественным и чудным: запорошенные снегом деревья и дорожки, кое-где мерцающие гирлянды на окнах домов, тишина, прерываемая грохотом далеких фейерверков. Снег летел гигантскими белыми мухами, таинственно горели фонари на детской площадке. Один из них мигал, будто передавал азбукой Морзе послание. Короткий-короткий-короткий, длинный-длинный-длинный, короткий-короткий-короткий.

Я посмотрел на Ваську. Глаза у нее стали огромные, круглые и может немного недовольные. Еще бы. Но в них сверкала и решительность. То, чего всегда не хватало мне. «Хватит быть тряпкой!» Я резко выдохнул и, дружески хлопнув Ваську по спине, чересчур позитивно сказал:

– Ну что встали-то? Быстрее выйдем, быстрее дойдем до Вована!

– Быстрее откручу ему голову, – проворчала Васька, засунула руки в карманы и рванула с места, мы с Костяном припустили за ней.

Снег летел с самого утра и за весь день прилично намело. Костян резвился как пес, впервые увидевший снег:

– Я первый человек на Луне! Смотрите на мои следы, земляне, они останутся в вечности!

– Да их занесет за минуту, – остудила его пыл Васька.

– Ну да, ну да, – усмехнулся Костян. Наклонился, подхватил пригоршню снега и помял его, он лепился плохо и осыпался с варежек, – эх, как говорит мой мелкий братец, снег сегодня не «леплюлистый».

– Еще какой леплюлистый, – сказал я и тоже скатал комок, попримял его как следует, и запулил в Костяна. Снежный ком летел как комета, оставляя после себя серебристый шлейф медленно опадающих серебрящихся снежинок. Попал прям в капюшон.

– За что, брателло? – театрально взвыл Костян и упал, а потом замахал руками и ногами, делая снежного ангела. Васька хоть и нервничала заметно, но глядя на нас немного оттаяла, и даже сама приняла участие в снежной баталии. Васька откапывала снежные подмерзшие комочки и кидалась с удивительной точностью. Один раз она заехала мне таким комочком в бровь, хорошо не в глаз. Я решил наказать чертовку и погнался за ней, чтобы как следует закидать ее снегом. Догнал Ваську почти у самой «Зелёнки», детской площадки с искусственной травой. Васька взбиралась по холму к горкам, почти на самом верху я догнал ее, ухватил за капюшон и потянул на себя. Васька не удержала равновесие и повалилась, увлекая меня за собой обратно вниз по склону. Снег забился в рот и нос, забрался под воротник, обжигая горячую кожу. Васька хохотала в голос и счищала с моего лица снег. Я замер под ласковыми горячими пальцами. Васька в этот момент выглядела просто потрясающе: на влажных кудряшках плясали огоньки, а в глазах Вселенная. Я залюбовался ею, но и она смотрела на меня как-то по-особенному. Она уже перестала смеяться, только чуть улыбалась. Уголки губ то и дело вздрагивали, она смотрела, не отводя взгляд, будто видела в первый раз в жизни, словно изучала, а я не хотел, чтобы этот миг кончался и тоже изучал ее. Я посмотрел на губы, такие яркие и манящие. Вот бы коснуться их, хотя бы на миг. Я так четко представил этот поцелуй, будто даже почувствовал его, но тут же вздрогнул от крика: