– Веда!! – угрожающе хлопнул по столу старший май-лорд, перевернув бокал с вином – красное пятно принялось стремительно разрастаться между блюд.

– Да к бесам, – огрызнулась Ведина, снова презрительно зыркнула и поднялась из-за стола. – Нарядился в женское платье, как идиот, навесил серьги…

Сестра покинула трапезную, скрывшись за бархатной портьерой. Лан замер, ладони дрожали на коленях. Потом отодвинул тарелку, от еды уже чуть ли не тошнило:

– Простите.

– Я покажу дом! – подскочил Олав, помогая отодвинуть стул.

Поместье огромное. Но он ничего не видел, машинально переставляя ноги, как на ходулях. Платье натурально жгло, своими складками, и прозрачный ипрон, обращающий ноги в женственную гладкость, будто припекся к бедрам. Ему до жути хотелось содрать эти бабские тряпки, вываляться в грязи, и плюхнуться в кадку с горячей водой.

– Не бери в голову, Веду иногда заносит, – успокаивающе заметил Олав, помогая подняться по лестнице, придерживая за талию. – Прямая, как Арканский галеон, язык бы побрить…

– У вас есть кладовая? – перебил Лан.

– Кладовые? – удивленно переспросил кадет и задумчиво почесал нос. – Ладно, если даме угодно…

Даме угодно. Рука по-хозяйски упокоилась на талии, «жених» повел в другой коридор. Мозг тупо фиксировал двери, портьеры, лестницы, тупики. Вот и череда темных помещений, подсвеченных лишь одиноким светильником. Стеллажи, полки, заваленные всякой пыльной утварью.

– Мне тоже хочется, еще раз, – неожиданно шепнул в ухо Олав, по-своему истолковав прятки в чулане.

Лан не осознал, как вдруг оказался прижат к стене, и в губы снова впился чужой рот. Рванулся, но сказались бессонные дни, и то, что почти не ел. Он ослабел. Сильно ослабел. К тому же, кадет офицерской школы был старше, и на порядок сильнее. Невеста только дергалась, как бессильная тряпичная кукла, в крепких руках…

Снова накатило, на этот раз что-то трогательное, трепетное, как мотылек, которого боишься упустить… Через какое-то время объятия разжались, и он стал с трудом хватать воздух. «Жених» тоже дышал, глядя на него, как победитель.

– Олав, даю слово, – наконец отдышался мальчишка, тщательно вытирая рот рукавом. – Еще раз повторишь такое, и…

– Да ладно, – нахально оскалился «жених», возвращаясь к своему излюбленно-зубодробильному: – ты же моя невеста!

– …больше меня не увидишь, – закончил Лан.

Конечно, он блефовал. Отец наверняка его продал, с потрохами. Без права голоса. Но кадет заткнулся, удивленно глядя на невесту. Он что, серьезно опасается его потерять?

– Я тебе вообще не нравлюсь? – вдруг спросил парень, пытаясь что-то разглядеть в Ланкиных зрачках.

Лан бы многое мог ему сказать. Вылить полную бочку. Но лишь спросил, отвернувшись, ибо все еще был прижат к стене:

– В твоей семье у невест есть право голоса? Нет?

– Прости, – как-то сходу стушевался победитель, хотел что-то добавить, но запутался и снова заткнулся.

Мир снова над ним смеялся. Как треклятая пьеса, со скоморохами, и прочими несносными созданиями. Но ему было не смешно. Мозг до сих пор не мог поверить, что это все происходит на самом деле.

– Мне можно побыть од… одной?

Сад у семьи Дарр… не сад. А парк. Не пара дорожек, обсаженных гортензиями. А тенистые аллеи, этажные клумбы с орхидеями, кусты чуть ли не всех видов шипастых лиоз. Уютные беседки, обвитые вездесущим вьюнком, дорожки, выложенные мягко-упругим песчаником. Мостики через веселый ручеек, а в самом центре настоящее озерцо, с белыми кувшинками.

Лан медленно брел, подметая длинной юбкой светлый пористый камень. Приподнял ожерелье и повертел шеей, весомое украшение начало натирать кожу. У самой изгороди опустился на скамью и обхватил голову руками. «Нарядился в женское платье, как идиот…»