– Народ, знакомьтесь! Это Надя Игнатьева! Я вам говорил, что она придет сегодня, и Аня – ее подруга! – Удивительно, однако, что довольный возглас Зацепина был встречен радостным гулом. Почти все, кто находился в актовом зале, а это была большая и весьма разношерстная компания молодежи, обернулись в нашу сторону и улыбались. Так, словно мы с Малининой – их долгожданное спасение от какой-то страшной беды.

Кого-то из этих людей я знала лично, с кем-то часто сталкивалась в коридорах универа, и поэтому их лица были знакомы, а некоторые люди показались мне вообще посторонними, и точно не из наших. Ощущала себя не очень-то уютно, в отличие от Аньки, которая радостно бросилась налаживать и восстанавливать знакомства.

– Вов… – дернула парня за рукав. – А зачем ты нас притащил сюда, и отчего такое счастье на лицах?

– А что, люди не могут вам радоваться, Надь? Откуда такая подозрительность?

– Оттуда. Я ни петь, ни танцевать, ни стихи декламировать не умею. Между прочим, вообще страдаю боязнью публичных выступлений. Для меня аудитория больше, чем из трех человек – сродни расстрелу.

– Серьезно? – парень озадаченно почесал затылок. – А что ты мне сразу-то не сказала? Я бы не тащил тебя сюда… Черт! Хочешь, уйдем отсюда, Надь?

– Если бы не Аня, то я бы просто не явилась. А теперь я не могу бросить здесь подругу и сбежать…

На самом деле, Малинина замечательно и без меня бы справилась. Но мне просто не хотелось уже в какой раз поступать не по своему желанию, а так, как захочется этому белобрысому товарищу из компании мажоров. Отчего-то, Вова начал меня раздражать своей простотой по отношению к другим людям.

– Черт! Получается, что ты будешь мучиться из-за меня, и ради подруги… Но это ж я тебя сюда втянул… – А парень, вроде бы, искренне расстроился. Только не пойму, почему. То ли потому, что я не из-за него сюда притащилась, а из-за подруги. То ли, действительно, мои мнимые мучения так сильно ударили по сердцу.

– Хм… И что вы, собственно, умеете делать, дамы? – Неприятный голос из-за спины. Такой, от которого сразу хочется губы поджать и протереть руки. Напрягает интонация и заставляет постоянно держаться наготове – вечно ждать какой-нибудь гадости.

– Собственно, ничего не умеем. – Развернулась, чтобы глянуть прямо в глаза любопытствующему. Вот чуяло мое сердце, что этот серпентарий только на вид радостный и дружелюбный, а в самом его центре найдется пара-тройка гадин. Вот уже первая и вылезла.

– И зачем, в таком случае, вы здесь находитесь? – Хмель, собственной персоной, лениво меня разглядывал, небрежно засунув руки в карманы джинсов на низкой посадке. Я должна была смутиться, по его задумке. Или, на худой конец, попросить прощения… Но… Не судьба, как говорится.

– Делаю одолжение. – И старательно отзеркалила его позу. Жаль, что выражение лица не смогла. Ну, не умею я настолько качественно косить под заносчивого козла, которым Хмель, по сути, и является.

Бровь мажора дернулась вверх, потом вернулась на свое место. Для него, похоже, дело чести – показать, насколько ничтожна моя персона, что даже удивления его не заслужила. Но я-то уже увидела, что парень слегка растерялся. Поставила себе лишний плюсик в своей необъявленной войне с Хмелевским, и тоже сделала рожу кирпичом.

– Не понял? – Зубочистка, которую он жевал, лениво передвинулась из правого уголка рта в левый. Больше на лице Хмеля ничего не изменилось.

– Сочувствую. – Какое-то злорадное удовольствие во мне проснулось. Очень приятно ставить на место таких вот заносчивых неприятных типчиков.

– Влад, чего ты к девушке пристал? – Это Вова, будь он неладен, зачем-то поспешил лишить меня радости и прекратил едва начавшуюся перепалку. – Это я ее пригласил на репетицию.