Потому ставить интерес постельный выше интереса делового… Отец бы не понял. 

Но, даже все прекрасно понимая, не мог отказать себе в удовольствии. 

Она краснела. Бледнела. Тонкая нежная кожа на шее и в вырезе скромной строгой блузы шла пятнами… Черт! Как вкусно-то!

Настолько, что на выходе не сдержался, дотронулся. Вроде случайно, но очень однозначно. Очень. Для меня и для неё. 

И опять… Её напряжение, вытянувшаяся в струнку спина, шикарный изгиб, перепад от талии к бёдрам… 

Ну вот как тут удержаться? И не продолжить? 

И как тут не сделать все, чтоб остаться наедине? 

Карточку с ресторане достала…

Забавная такая, неприступная. Я даже удивился, никогда такого не встречал, чтоб женщина рвалась с картой наперевес. 

При наличии стольких перспективных кошельков. 

Да кто ж тебе позволит платить, глупая ты малышка?

Интересно, почему её малышкой называю?

Для меня это слишком… Интимно, что ли. Я только одну женщину так называл. 

Они похожи, кстати. Немного совсем. 

Может, и это сработало в моем желании остаться с ней наедине?

Попробовать на вкус?                                                                                                          

Ведь всё сделал, чтоб никого рядом, чтоб вдвоём только…

Конечно, интимность у нас сейчас условная. Потому что движение такое, что не отвлечёшься особо. 

Но все равно, можно посмотреть. На узкие щиколотки красивых ног, скромно и предусмотрительно отодвинутых к двери. Так, чтоб даже случайное касание руки водителя… Не могло быть случайным. На шикарную грудь, которую я тактильно даже помню! А сейчас она скрыта за очередной строгой рубашкой и даже не натягивается! Но все равно  волнует. И взгляд в скромном вырезе задерживается!

На сурово сжатые пухлые губы, без следа помады. И это тоже волнует. Я не привык к настолько естественным женщинам. И оценил ещё в прошлый раз, каково это, когда сразу ощущаешь чистый вкус, без искусственной отдушки. И как от этого съезжает крыша. 

- Может уже хватит, Пётр Григорьевич? 

У Лады сдают нервы. Оно и понятно. Ожидаемо. И правильно. 

- О чем вы, Лада Леонидовна? 

Я не пытаюсь скрыть иронию в голосе. Все она понимает. И я все понимаю. И мы оба все понимаем.

Одно только непонятно: почему мы до сих пор не в постели? 

- Я о вашем моральном… давлении! 

- Не понимаю. В чём выражается давление? 

- Все вы понимаете! Я не собираюсь… Я вам уже все сказала… Зачем вы?

Пальцы нервно натягивают юбку на круглые коленки. Губы закушены. 

Чего ж ты так нервничаешь, малышка? Почему убегаешь? 

- Лада Леонидовна, в данный момент я везу вас на семинар, только и всего. Ничего более. 

- Ничего?                                                                                                                                          

Она разворачивается ко мне смотрит напряжённо и зло. 

И меня это тоже заводит. 

Меня вообще все заводит, что с ней связано! 

- Ну, кроме того, что я хочу пригласить вас после семинара на ужин… Но вы, как я понимаю, откажетесь? 

- Откажусь. Оставьте свои попытки уже, Пётр Григорьевич. Не будет по-вашему. 

Тут мы подъезжаем, я паркуюсь. 

И, пока Лада не успела выскочить, резко перегибаюсь к ней, перехватывая обе , вскинувшиеся оттолкнуть меня руки за запястья и укладывая их на колени. 

- Посмотрим, малышка. Посмотрим. 

И, наверно, очень серьёзен у меня в этот момент взгляд, потому что она замирает, даже не пытаясь сопротивляться. Смотрит на меня, зрачки расширены… Словно от возбуждения! 

Ты же меня хочешь, дурочка! Чего ты выделываешься? 

У меня терпения нет с тобой прыгать! 

Может, именно поэтому я тороплю события.