– Что ты сказал?! – взревел Серёжа, и я заметил в его взгляде удивление и даже намёк на боль, как у маленького ребёнка, которому вдруг сообщили, что Деда Мороза не существует.

– Ты ещё и глухой? Не только слепой.

– Чё ты гонишь, парень? – вступился за друга один из бугаёв, в растерянности поглядывая на соседа.

– Я говорю, что сила не в тех же руках, что и деньги. Сила – в информации. Так что идите-ка вы отсюда, пока ещё какое-нибудь говно про вас не всплыло.

– Динар, – шепнул Илюха, – ты в себе?

– Да, – отозвался я, а на лицо выползла злобная ухмылка. Как мне нравилось наблюдать искажения этой ситуации, я будто бы видел со стороны перетекание власти в свои руки. Теперь уже не мне диктовали условия, не-е-ет. Тиски унижения сжимались в пустой голове Сергея, рискуя раздавить черепушку. Только по тупости своей причину унижения он видел не в себе и своей неверной девушке, а во мне. Я – источник и цель его ненависти. Азартный источник. – Ну что, Серёженька, ещё что-нибудь тебе рассказать или дальше ты уже сам справишься?

– Ты врёшь! Испугался меня вот и придумал, – заорал он благим матом, рискуя навлечь на себя праведный гнев и месть премилых старушек с первых этажей.

– Думаешь, мне это надо? Я тебе не по зубам.

– Сопляк!

Если человек перешёл на личные оскорбления, значит, он проиграл. И всё дальнейшее уже было неважно – ни удар под дых, ни затрещина Илаю, ни пинок под колени, ни даже мой собственный ответный выпад в противную лоснящуюся морду. К несчастью, я только успел схватить по касательной удар по лицу, и из губы потекла кровь, как появились те самые старушки, вооружённые палками.

– А ну, пошли отсюда! – зычно закричала выступающая во главе делегации, облачённая в допотопное пальто с каракулевым воротником. – Шпана!

– Мы приличные люди, – отвесил я поклон, стирая ладонью кровь. – А вот эти… не умеют сдерживать гнев!

– Идиот хренов, – ругнулся Сергей и поспешно бросился под арку.

– Извините его, – развёл я руками, подспудно помогая Илаю отряхнуться от снега. – Невоспитанный.

– Мы-то извиним, но в следующий раз накостыляем! – брызжа слюной, бухтела бабуля. – Ходят тут, ироды. Окурки швыряют, бутылки бьют…

– Больше не повторится. Хорошего вечера, дамы, – я улыбнулся и потянул Илюшу подальше от этого двора.

В этот раз обошлось. Но и мы уже не маленькие, чтобы со смирением принимать оскорбления и подставлять лбы для тумаков. Да и собственные, заработанные деньги отдавать бездельникам я не собирался ни в каком виде. Деньги – это возможности и власть, это стабильность и тот уровень жизни, к которому я привык, и только они могли дать мне большее, чего я так желал. Возвыситься над теми, кто меня жалел, кто ненавидел, кто задирал, и даже над теми, кто пытался любить, маскируя всё ту же жалость. Я не нуждался в ней, считая, что имею всё: дом, родных, возможность учиться, одеваться, тусить с другом, зарабатывать уже сейчас и перспективы. Такие, каких не было у большинства ребят на улице.

За что меня жалеть? За то, что я остался без матери? Так её никогда и не было. Эта женщина, которая жила рядом со мной и произвела на свет, – совершенно чужое существо. Она никогда не любила меня, не принимала и если бы могла, то задним числом бы сделала аборт. В её сердце жил только отец и яростное желание угодить ему, только вот из-за тумана любви, она не видела истинных потребностей собственного мужа. Мать жила с образом, боготворила того, кто ежедневно причинял ей боль. Я не думаю, что отец любил её. Во всяком случае последние годы – точно. Именно поэтому я, как старший ребёнок в семье, когда узнал о его изменах, не то что не удивился, – принял как само собой разумеющееся. Верность возможна только в дружбе.