– И ты во всё это верила?

– Во что? – переводит дух мать.

– Ну, в коммунизм. Неужели правда верила, что в СССР будет коммунизм?

– Нет, честно, не верила. Думала, что социализм будет, это да. А коммунизм слишком на сказку похож. А сказок в нашей жизни не бывает. Но все равно тогда лучше жили, честнее. Все были одинаковыми, пусть бедными, но равными. И вот, значит, встретила твоего отца. Такой весь положительный – целый год за мной ухаживал, ездил в нашу деревню из самой Москвы! Полтора часа туда, полтора часа обратно! Это ж надо. Я еще в Таллинне поняла, когда мы познакомились, что он настроен серьезно. С глупостями не приставал, только ручку целовал да провожал всегда после танцев. И лет ему тоже было много – почти тридцать! Думала, значит, всё серьезно, пора уже жениться, созрел кадр, вот и ищет подходящую. Мне бы тут задуматься, а чего ему в Москве девок, что ли, мало? Почему до сих пор не женат? А потому что в Москве девки ушлые, умные, а я – дура деревенская, простая, все за чистую монету принимала. Эх, тогда бы мне мозги, как сейчас! Я бы его турнула пинком под зад и не вспомнила ни разу! Сволочь.

– Однако ж тридцать шесть лет вы женаты, – говорю я.

– Да, тридцать шесть. Вся жизнь похерена.

– Могла бы развестись.

– Да, могла! И куда я тогда пошла бы с тобой? Обратно в деревню, к моей матери? Да еще с ребенком на руках? А там отец-алкаш, бывший зэк, и мать, которая, кроме двора и скотины, ничего в жизни не видела, и что там мы бы делали? Кем бы ты там выросла, умная такая? Я ради тебя в Москве и осталась, ради твоего будущего всё это дерьмо терпела. И не смей мне ничего говорить! Развелась бы! Легко рассуждать! Он же не сразу свое истинное лицо показал, а потом, когда я уже тобой беременная была. Я думала, у москвичей с высшим образованием в семьях мордобоя не бывает, все культурные, столичные, едят с белых тарелок, вилками-ножами пользуются. Наивная! А оказалось-то всё, как у нас, в деревнях – и пьют, и бьют, и матом орут.

– Зачем же он тогда к тебе ездил в деревню? Неужели так сильно влюбился?

– Да кто его знает! Не нужен он был никому. Москвички от него шарахались. А ко мне приедет – голодный, шасть – сразу за стол. Я его накормлю. В деревне-то, может, и жили небогато, но еда всегда была – курица, картошка, сметана своя. Сидит сытый, довольный, планы строит, как жить в Москве будем. Как он мне всё купит, как у нас телевизор цветной будет, как детей родим и в Сочи поедем. Песни мне вот эти поет, поет, а у самого носки дырявые – стыдно перед матерью моей, боже, как стыдно было! Из Москвы приехал, жених! А у самого носки дырявые, ботинки на рыбьем меху – и зимой и летом одни и те же. Куртка самая дешевая, на тонком синтепоне. Ну я ему и купила. Ботинки купила, куртку купила. У меня подруга тогда работала в магазине большом, в городке рядом с деревней нашей. Позвонила ей, умоляла: «Леночка, если выкинут ботинки зимние, отложи мне!» Ждала три месяца, как раз холода наступили, ноябрь. Ленка мне звонит: «Приезжай!» А ботинки выкинули в подростковый отдел, но хорошо, что все размеры были, самый большой – сорок пятый! Вот лапы-то у подростков какие! Повезло, можно сказать. Купила, полполучки отдала. И подарила ему, вроде как на Новый год от меня подарок. Что с ним было! Он своим глазам не верил! Всё спрашивал: «Это мне? Откуда?» Тут же их нацепил, всё ходил по комнате в них, разнашивал. И на Новый год предложение сделал. За вот эти ботинки, наверное, и сделал. Можно сказать, купила я его этими ботинками.

– Жуть какая.

– Не жуть, это время такое было. Всё доставалось тяжело, с трудом. Это сейчас всё доступно – бери не хочу, лишь бы деньги были. Одно купил – поносил, выкинул – не жалко, еще в магазинах есть. А тогда и с деньгами не достанешь, да и денег не было лишних. Но всё равно жили, и жили хорошо. Это Перестройка всё испоганила, все жизни перевернула. Мы тогда как раз в Москву переехали, ты родилась, маленькая была, жили в коммуналке. Ты помнишь, нет?