Невольно вспомнилась Александра Ермолина. Шура. Интересно, к ней вчера ходил Алексей? В то, что «ничего промеж ними нет», не верилось. Как же нет, когда тонкая ткань платья скользит по стройным ногам, обнимая округлые бёдра, упругие ягодицы — такие, что ничего, кроме похабного «так и просится на грех» в голову не приходит, — собирается в меленькие складочки на тонкой талии, подчёркнутой пояском, натягивается на вытачках груди, дразня мелкими пуговицами, отливающими жемчугом.

Удержался бы Игнат от подобного соблазна в двадцать лет? Ни за что! Сейчас, понятно, возиться с молоденькой неумёхой неинтересно. Он привык получать от секса удовольствие, дарить его, с ума сходить в процессе, не сдерживать эмоций, особенно видя жаркий ответ. Какой ответ возможен от краснеющей, смущающейся, готовой провалиться сквозь землю девицы, лишь бы не смотреть в глаза после нелепой случайности? Ни-ка-кой! Зато Алексею в самый раз, по возрасту и уму.

Не успел Игнат одёрнуть себя от крамольных мыслей, как увидел вывернувший из проулка женский силуэт. Александра. Легка на помине. Зачем-то прибавил скорости, быстро догнал, остановился рядом, немного перегораживая путь.

— Доброе утро, Александра, — поздоровался он, скользнув по Шуре взглядом.

— Доброго здоровья, Игнат Степанович, — ответила та.

Игнат едва воздухом не подавился, однако, сдержался, по отцу он Степанович, всё верно. Откуда ты такая взялась Александра Ермолина… Чудо глазастое, из прошлого века в наш, двадцать первый, шмыгнувшая?

— Куда путь держите? — в тон ей, так же степенно, отозвался Игнат, но от улыбки не удержался.

Попёрла Калугинская натура. Просто первый парень на деревне, не хватает картуза с цветком, гармони, косоворотки красной и в залихватский пляс пойти.

— На работу, в библиотеку, — пробормотала Шура, отчего-то снова покраснев.

— Понравились детям книги? — Игнат решил не обращать внимания на рдеющие щёки и распахнутые глаза, демонстративно не замечать.

— Д-да, — Шура буркнула уверенней, краснота испарилась, взгляд поднялся к лицу Игната, который вдруг сообразил, куда секундой раньше смотрели эти зелёные глаза.

Спросонья надел спортивную футболку с V-образным вырезом, не подумал, и сейчас, в самом углу, там, где обычная рубашка или футболка скрыла бы, красовался бледный засос — результат вчерашнего досуга с Любой.

— Незулин надо купить, раздражение от укуса комара, — спокойно сказал Игнат, поправив ворот.

— Троксевазин или гепариновая мазь эффективней от… укуса, — с лёгкой, едва заметной издёвкой, ответила Шура, взгляд не отвела, лишь порозовела и поспешила по своим делам, оправив длинную, ярусную юбку.

— Погоди! — Игнат догнал спешащую, успев разглядеть сверкающую заколку-бант над косой, наверняка собственного изготовления — сверкающую бусинами и бисером. — А ты откуда про гепариновую мазь знаешь?

В любом другом случае Игнат бы посмеялся. Ситуация комичная, замечание, брошенное вскользь, улётное. Любо-дорого, когда девушка зубки показывает, но Шуре откуда знать чем засосы выводят. Выходит?.. Вот ведь! Откуда-то взялось желание схватить хворостину, отходить вдоль хребта бестолкового Алексея.

— Я когда в общежитии жила, у меня соседка через день с такими «укусами» приходила, — пожала плечами Шура.

— В общежитии?

— Я в колледже училась на библиотекаря. — Шура назвала крупный областной город. — Думала в институт культуры поступать или на дизайнера.

Сразу вспомнились броши, серьги, сделанные её руками.

— Не поступила? — Игнат понимал, что устраивал форменный допрос, но остановиться не мог.

— А, — махнула она рукой. — Зачем мне? Отец велел вернуться, — добавила Шура небрежно, но от цепкого взгляда Игната не ускользнула тень досады на девчачьем личике.