– Вы, душа моя, как в том анекдоте про студента, который выучил про слонов, а вытянул билет про насекомых, рассказывал, что насекомые бывают разные, а некоторые из них живут на слонах. И продолжал вещать профессору про слонов. После чего, профессор спрашивал: «А суть?» На что студент, не моргнув и глазом, отвечал: «В песок!»

Никита закатился от смеха, а Дина Абрамовна промолвила:

– Если я улыбаюсь – это еще не значит, что у меня хорошее настроение. Хотите сказать, душа моя, что знаете ответы на все вопросы?

– Знаю, – не задумываясь, выпалил Никита.

– Тогда ответьте на последний, и да будет вам счастье.

Постукивая карандашом по столу, она с интересом наблюдала, как младший Доронин отвечал, совершенно довольный собой.

– Возьмите свою пятерку, душа моя, – Дина Абрамовна протянула ему зачетку, – и можете идти в театральный, делать искусство.

И сейчас он мчался к Насте на всех парах, окрыленный любовью и желанием обнять возлюбленную. На пешеходном переходе Никита увидел тучную женщину с полными авоськами, не торопясь переходящую проезжую часть. Скорость автомобиля была большая. Никита нажал на тормоза и, понимая, что не успеет затормозить, крутанул руль и вылетел на встречку. В следующую секунду он увидел перед собой «морду» Камаза…

После похорон Светка приходила к Дорониным каждый день. Заставала Машу в Никитиной комнате, сидевшую на его кровати, будто каменная статуя. Взгляд устремлен в никуда. Затем была истерика. И каждый день они вдвоем с Николаем буквально держали бьющуюся в конвульсиях Машу. Светка колола ей успокоительное и та, ослабев, засыпала.

– Пусть плачет и рыдает, – объясняла Николаю Светка, – Это нормально. Ненормально, когда она молча сходит с ума. Главное – пережить первый шок.

Так прошла неделя.

– Тихо. Спит, – прошептал Николай, открывая Светлане дверь.

– Ну как она?

– Как обычно. Зайдет в Никитину комнату и в слезы.

– Ты ее кормил?

– Ничего не хочет.

– Коль, ты хоть готовил что-нибудь?

– Яичницу.

– Эх, мужчины, – вздохнула Света, – я, когда болела, мой Олег тоже меня яичницей кормил. До сих пор тошнит от одного ее вида. Ты то, как сам?

– Я то что? На работу мне надо, да боюсь Машеньку одну оставить.

– А я на что?

– Коля, кто там? – на пороге спальни появилась Маша.

За несколько дней она вдруг как-то постарела, осунулась. И без того худенькая фигура женщины стала еще прозрачней.

В молодости Маша была знатной красавицей и к пятидесяти годам не утратила своей красоты и стройности. Ни единого седого волоса в черных вьющихся локонах, только редкие морщинки вокруг больших карих глаз.

Света подошла к подруге и, любя, пригладила на ее голове растрёпанные волосы.

– Ну, что, молодая, красивая, – подбодрила Светка, – проголодалась?

– Машенька, как ты себя чувствуешь? – засуетился вокруг жены Николай, – мне с кафедры звонили. Отпустишь меня? Надо съездить ненадолго.

Со дня похорон он перестал называть ее Муся. Язык не поворачивался. Это было прозвище только для них троих, а теперь их двое.

– Вот и езжай на свою кафедру, – разрешила Света, – а мы чайку попьём с тортиком, я тортик принесла. А хочешь, приготовлю чего-нибудь вкусненького?

– Что ты там приготовишь? – еле передвигаясь, Маша поплелась за подругой на кухню.

Убедившись, что жена в надежных руках, Николай быстро собрался и вышел за дверь квартиры.

– Хочешь, супчик сварю? – спросила Светка.

– Чесночный? – уставшим голосом проговорила Маша.

– Ты мне этот чесночный супчик будешь всю жизнь вспоминать? – засмеялась Света. – Надо же было на кавалера впечатление произвести.

– Как его звали? – прищурилась Маша, вспоминая имя Светкиного ухажера в студенческие годы.