В моем положении вообще нельзя волноваться, но меня буквально рвет изнутри — я бешеная, когда дело касается ревности. Становлюсь сама не своя, могу закатить такой скандал.

Это я еще сдержалась. Один бог знает, чего мне это стоило.

Отчасти поэтому отказываюсь идти на прогулку, хотя мне очень хочется побыть рядом с Назаром и Лизкой. Хочется пойти с ними в парк, посмеяться, поболтать. И кому делаю плохо, спрашивается?

Ну и, как оказалось, зря отказалась. Наехала на Назара и просидела в своей комнате до обеда. Получилось из разряда: назло маме отморожу уши. Отморозила, блин.

С тоской выглядываю в окошко. Ах, а погода так и манит, зовет меня на улицу. Неужели моя ревность стоит того, чтобы просидеть затворницей весь день?

Нет, ну обида обидой, а малышу нужен свежий воздух. Ругаю себя на чем свет стоит.

Вот ведь мамаша будущая, разве я могу так себя вести, зная, что внутри меня зародилась новая жизнь? Уже забыла, как плакала в подушку часами подряд, когда слышала от врачей неутешительные диагнозы? Один за другим, я обошла лучшие клиники города, даже к бабке ездила в Подмосковье, правда, она оказалась шарлатанкой, содравшей со столичной дуры огромную кучу денег.

Да, кроме как дура меня не назовешь. Что мне стоило нормально выслушать Назара? Поговорить с ним как следует, а не кидаться, как ошалевшая тигрица.

Папа всегда учил сохранять холодную голову в те моменты, когда это нужно, может быть, сейчас самое время начать следовать его советам?

Ах, папа, папочка! Как же мне тебя не хватает. Тебя и мамы. Но с тобой мы всегда были очень близки. Ближе, чем кто-либо, ты понимал меня с полуслова, гордился мной.

И почему я тебя не послушалась, когда ты просил меня хорошенько подумать насчет Бориса. Он тебе сразу не понравился, видать, твое отеческое сердце почувствовало неладное.

— Ты достойна лучшего, моя Льяночка, — как сейчас помню, как обнял меня за плечи и погладил меня по волосам, когда я присела рядом с тобой на диван.

— Пап, ну не начинай, пожалуйста. Мы же уже все решили.

Я тогда была такой окрыленной, счастливой. Толком не ночевала дома, ночи напролет мы с Борисом только и делали, что предавались порочной страсти. Для меня это было новым опытом, молодая, неопытная девчонка, которая постигала азы любви мужчины и женщины.

А любви-то и не было. Этот мужчина просто брал свое, пользовался мной, чтобы заполучить себе все, что когда-то принадлежало отцу.

Ах, если бы папа был жив, всей этой ситуации вообще бы и не было. Кто же мог подумать, что Борис так быстро изменится сразу после смерти отца. Словно мой папа был для него сдерживающим фактором.

Он показал свое истинное лицо еще на похоронах, но я тогда была не в состоянии оценивать чье-либо поведение. Я тогда вообще плохо соображала, мне казалось, что мой мир взяли и разрушили, отняли у меня смысл жизни.

Сейчас вспоминаю и мурашки по коже. Борис подсовывал мне какие-то бумажки на подпись, говорил, что у отца остались какие-то нерешенные вопросы, срочные договора, что только я могу дать добро, поставив свою подпись.

Ну я и ставила. Совершенно не понимая, что подписываю, для чего, кому?..

Мне тогда казалось, что Борис просто пытается отвлечь меня, не дает упасть, никак не могла подумать, что он, наоборот, толкает меня и моего младшего брата к обрыву, к самой пропасти.

Думаю об этих темных, черных днях и сразу становится дурно, даже живот начинает тянуть.

Нет, сейчас нельзя предаваться плохим воспоминаниям, доктор ведь сказал, чтобы никакого стресса.

Хватаю с полки свой легкий шарфик, сумочку, солнечные очки и иду на выход.

Решено, впредь я буду благоразумнее. Хотя бы постараюсь быть.