Потом был обмен мнениями и прочие формальности, и в конце, как итог, корейцы подтвердили готовность начать работу с новым фондом и берут время на выработку решения о сумме инвестиций. Условились встретиться через три недели, когда юристы подготовят необходимые для подписи документы.

И тут Антон не удержался – шальная мысль промелькнула в его голове, и в следующий момент уже он обращался к переводчице и просил ее перевести его просьбу. Смысл ее заключался в том, что Антон хочет потереться с ними носами. Ни больше ни меньше. Переводчица перевела.

Наступила долгая пауза.

– Они не против? – спросил Антон.

Переводчица перевела вопрос, и тут наконец все, как по команде, закивали головами.

Тогда Антон обошел молча стоящих корейцев, обнял каждого за плечи и потерся носом о нос. Пусть думают, что этот русский немного ненормальный и эксцентричный. Пусть думают, что то, что писал о русских Достоевский, – чистая правда. Почему нет?

В конце концов корейцы смогли расслабиться, стали улыбаться и кивать головами в знак одобрения. Им это понравилось, и они почувствовали себя более непринужденно.

– Теперь мы с вами одной крови, – сказал Антон.

Переводчица перевела.

– Мы заработаем много денег.

Переводчица перевела.

– Я князь Мышкин и Рогожин в одном лице.

Переводчица перевела.

Никто ничего не понял.

Антон сказал:

– Достоевский…

Это переводчица переводить не стала. Корейцы радостно закивали и повторяли друг за другом – Достоевский… Достоевский…

Когда они ушли и пожатия и поклоны закончились, Антон ослабил галстук и прошел в свой кабинет, налил себе виски и, уставившись в окно, выпил. В комнату зашла секретарь, она стояла молча и ждала, пока Антон обернется. Но он, продолжая глядеть в окно, спросил:

– Ты, наверное, хочешь знать, что я там вытворял и что за ахинею нес про Достоевского?

– Это… было так неожиданно.

– Так хочешь знать или нет?

– Хочу.

Антон повернулся.

– После нас они посетят еще несколько инвестиционных фондов и до этого уже в паре побывали. Как ты думаешь, что они запомнят из всех этих утомительных и скучных переговоров, цифр и диаграмм?

– Что?

– Все, что они запомнят, – это то, как мы терлись носами. Вот так.

Девушка молчала.

– Ну, что скажешь?

– Я немного… шокирована.

– Вот и хорошо. Пусть корейцы думают, что это такой особенный ритуал у русских.

– А Рогожин и Мышкин… в одном лице. Что это было?

– Не знаю… Правда не знаю… – Антон прошелся по кабинету. – Меня немного понесло… Рогожин – делец, а Мышкин – идиот, бессребреник. В любом русском что-то есть и от того и от другого… Может быть. Не знаю.

Антон остановился и открыл дверцы бара.

– Кстати, а почему тут все меньше виски и вина и все больше соков и воды? Я просил об этом?

– Нет.

Антон подошел ближе к девушке и заглянул ей в глаза:

– Скажи – ты это делаешь специально?

– Что?

– Подменяешь виски и коньяк шипучкой и соками?

Девушка смутилась и опустила глаза:

– Я…

– Ты хочешь спасти меня от алкоголизма?

– Нет… Я…

– Но ты ведь это делаешь специально?

Девушка подняла глаза и произнесла:

– Да…

– Я что, по-твоему, много пью?

Девушка ответила, немного поколебавшись:

– Да…

– Да?

– Мне так кажется…

Антон усмехнулся.

– Ты сильно рискуешь.

– Почему?

– Говорить неприятную правду – не самый лучший способ держаться за свое место.

– Вообще-то я – держусь. И крепко!

– Правда?

– Да. – Девушка подняла взгляд и решительно посмотрела на Антона.

– Ну, ладно… Ладно… Давай сделаем так… Мы сейчас потремся носами в знак примирения, но больше так не делай… Хорошо?

Молчание. Опущенный взгляд. Огромные черные ресницы, о которые дробится оранжевый солнечный луч.

– Хорошо? – переспросил он.