Конечно, внезапная болезнь спутала мои планы, причем основательно. Целых три дня я валялся на больничной койке, считая таблетки, кровати и тумбочки. Из симптомов сохранялась только скачущая температура, слабость, да головная боль. Пару раз мне даже горчичники ставили, хотя я так и не понял, зачем это было нужно? Кашля-то у меня не было.

Санинструкторы из дембелей так себе. Один вообще считал, что все болезни можно лечить зеленкой, другой никак не мог понять, чем отличается стерильный бинт от нестерильного. Благо сам начмед, в звании старшего лейтенанта, свое дело знал очень хорошо…

Уже к вечеру четверга меня немного отпустило.

За это время забегал Витек, интересовался состоянием здоровья, потом приходил с проверкой лейтенант Зубов. Даже Прудников заглянул, правда, это вообще получилось случайно. Тот зашел взять какие-то лекарства, а меня там обнаружил уже по факту.

– Савельев?! – удивился майор, подходя к моей кровати. – Ты почему здесь?

– Болею, – коротко ответил я. Ну а что мне ему ответить? На глупый вопрос, глупый ответ.

– Шевцов! – крикнул комбат, ища глазами начальника лазарета. – Где начмед?

– Я! – старлей вынырнул откуда-то сбоку, держа в руках банку с градусниками.

– Что с Савельевым? – пробурчал майор, указав на меня пальцем.

– Вирус, товарищ майор. Уже идет на поправку. Вовремя выявили, пресекли.

– Это хорошо. И сколько он уже здесь лежит?

– Третий день. Я вам в расходе каждый день указываю, кто у меня на излечении и с каким диагнозом. Вы что, не читаете?

– Ясно! – отмахнулся Прудников.

– Товарищ майор, разрешите вопрос? – спросил я, глядя на комбата.

– Ну?

– Там по поводу меня никто не звонил? – напрямую заявил я. Сам прекрасно помнил, что по телефону мне сказал Андрей – он будет в Припяти в четверг. Интересно, он уже здесь или все переигралось?

– Нет, – раздраженно ответил комбат. – Не до тебя мне сейчас.

Затем он повернулся, отозвал в сторону Шевцова. Тот кивнул, открыл ящик своего рабочего стола и, вытащив оттуда пару блистеров, сунул майору какие-то таблетки. Прудников кивнул и быстро покинул лазарет.

Выглядел офицер как-то нехорошо.

Я заметил, что после того, как он тогда поговорил в гостинице с Маргаритой, настроение у майора сильно испортилось. Взгляд поменялся. Что же, блин, там у них произошло? Уже который день комбат ходил сам не свой. Может, какие-то проблемы у Богдана? Может, я где-то палку перегнул?

К вечеру воскресенья я чувствовал себя уже нормально. Температура болталась в районе тридцати семи с половиной, а остальные симптомы отступили. Однако стоило мне заикнуться о выписке из лазарета, как Шевцов тут же отправил меня обратно в койку.

– Рано еще! До субботы полежишь!

Лежать было скучно. Из всех обитателей здесь были только двое молодых: один с конъюнктивитом, другой с воспалением легких. С ними общего языка я не нашел, какие-то они пришибленные оказались.

Само собой, в субботу я рассчитывал взять еще одно увольнение – ну да, согласен, к хорошему быстро привыкаешь. Губу я раскатал знатно – каждую неделю в увалы ходить.

Все-таки здравый смысл взял надо мной верх, и я понял, что на эти выходные мне точно свободы не видать. Так оно и получилось.

Андрей на связь не вышел, что меня, само собой, расстроило. Я ведь серьезно намеревался рассказать ему кое-что интересное, причем не лишь бы что, а информацию относительно будущей аварии. Хотел упомянуть еще и Лисицына, кем бы он ни был. Для комитетских проверить этого гражданина проще простого… Заодно я намеревался выяснить, какова будет реакция самого Андрея на мои слова. Вполне ожидаемо, что его это нисколько не удивит – с чем только КГБ на практике не сталкивался. Тем более, неподалеку самой АЭС стояла еще и «Дуга», которая и была главной целью.