Мама раз в год в мое учебное время уезжала в Кисловодск, и, чтобы весь день я не оставалась дома одна, меня отправляли учиться к бабушке, в тот самый уголок детства. Тогда мне казалось это очень классным, ведь я так любила это место. Сейчас, конечно, я понимаю, что это очень сильно сбивало меня в учебе, так как учебные программы в те годы хоть и были одинаковые, но какие-то предметы шли с опережением, какие-то наоборот. Где-то учителя были сильнее, особенно это сказалось, когда меня туда-сюда мотали в старших классах. Но сейчас, конечно, не об этом.

Я ходила тогда уже во второй класс, а среди первоклашек той школы училась девочка с пластмассовой рукой. Ее левая рука почти до локтя была отрезана, и она носила протез. Из рукава торчала застывшая пластмассовая кисть. Эта девочка и ее рука внушали мне почти мистический ужас. Такой, когда горло перехватывает. Я даже не знаю, чего я так боялась, но я была далеко не одна такая. Когда она появлялась, по кучкам школьников бежал шепот «Девочка с пластмассовой рукой!» и все чуть ли не вжимались в стены. Я помню, что ощущения были, словно мы видим что-то мертвое, ненастоящее, возможно, именно это и пугало. Сейчас мне до боли жалко ребенка, который и так с детства был калекой, получил тяжелейшую травму, но вместо сочувствия видел со стороны детей отвращение, неприязнь и страх. Наверное, девочка очень страдала. Правда, этого не показывала. Увидев наш ужас, она специально поднимала руку повыше и начинала бегать за нами, и мы в панике разлетались: не дай бог дотронется до тебя этой мертвой рукой!

Через несколько лет я познакомилась с этой девочкой. Мы общались мало, и не думаю, что она помнила меня как одну из той злобно-напуганной массы с выражением ужаса на лице. Она оказалась милой и приветливой. Мы тогда загорали на озере, и она не надевала протеза, просто видно было культю. Мне уже тогда было стыдно за свое детское стадное чувство и участие в шепоте «Девочка с пластмассовой рукой».

Но возвращаюсь к моему новому знакомому. В довершение всего у него были искусственными почти все зубы! Но тут уже виной была не авария. Об этом он с присущим ему чувством юмора поведал мне, что как-то раз зашел к приятелям в мастерскую, увидел перфоратор. «Дай-ка, – подумал он, – вспомню, как это делается». Взял перфоратор и что-то там попытался просверлить. Не ожидал, дурак, отдачи, не удержал в руках инструмент, и тот, отскочив от стены, выбил ему все передние зубы разом. «Лёня тридцать три несчастья». Рассказывал он об этом очень смешно. Мне в нем это тоже очень нравилось: умение посмеяться над собой даже в подобной ситуации.

И вот так я к нему и прониклась. Какой-то трогательный он был с этой его шлеп-ногой. Хотелось укутать теплым пледом, погладить по голове и принести что-нибудь вкусненького. Кстати, тут мы опять совпали. Я обожала готовить, а он, как выяснилось, очень любил пожрать, а тем более пожрать вкусно. В моей жизни началась новая эра.

12. Глава 12.

Счастье, правда, продлилось недолго. Звоночки начались довольно скоро. Но у меня, по всей видимости, большая проблема с тем, чтобы эти звоночки услышать. Как уже впоследствии я разобралась, сигналы-то я слышу, но старательно затыкаю уши. Даже когда это уже не звоночки, а колокол гудит, даже когда в набат бьют… Впрочем, наверное, это удел всех влюбленных. А мне ведь наконец удалось влюбиться.

Сначала случилось восьмое марта с пустыми руками. Я его проглотила, и дальше пошло уже по накатанной.

Когда мне человек особо не нравится, я, в общем-то, и время на него не могу тратить. Просто лишь бы с кем-то, ну не могу... Поэтому мои отношения всегда искренни, и если я встречаюсь, то, значит, мне действительно мужчина запал в душу. И еще кажется, что у меня уже просто дикая потребность в заботе о ком-то, что выливается в такое вот ухаживание за мужиком, которое на первых порах вовсе не нужно. А я ничего не могу сделать и сразу начинаю реализовывать эту потребность в заботе. Наверное, мне просто надо было давно уже родить пять детей и завести столько же кошек, чтобы неистраченную заботу куда-то излить. Но я как представлю хотя бы одного ужасного, избалованного, воспитанного мной ребенка, на которого будет эта вся забота изливаться... да я и его самого, и жизнь ему испорчу! Нет, лучше семь кошек.