– Сагаловича завтра с утра ко мне! – не здороваясь, приказал он и тут же отключился.

Что такое «с утра», подполковник Сагалович не знал: каждый день он прибывал на службу без четверти восемь, и при этом слово «утро» никогда не фигурировало: это считалось вполне естественным. Поэтому сегодня он ехал к семи. Еще толком не рассвело, на улицах царил полумрак, немногочисленные машины шли с включенными фарами. В метро было свободно, он сел и просмотрел свежие «Правду» и «Известия», которые ежедневно покупал в киоске возле дома и изучал от корки до корки.

В глаза бросилось сообщение ТАСС на первой странице: «Советские вооруженные силы приступили к сокращению стратегических вооружений в соответствии с Договором ОСВ-2. В Москву прибыли иностранные наблюдатели для контроля за исполнением положений Договора. Советские военные, в свою очередь, отправились в США…»

Да-а… Все это хорошо и здорово, но сколько частей сократится, сколько офицеров отправятся на пенсию, никто не думает. Руководство обещает смягчить снижение штатной численности, но это все равно что подложить матрац человеку, вынужденному прыгать с четвертого этажа… Правда, его самого сокращения не коснутся, но сколько ребят пострадают, сколько товарищей останутся без работы.

С такими тяжелыми мыслями Сагалович вышел из метро и быстро пошел по улице. Ему было тридцать пять. Высокий, крупного телосложения, с большими ступнями и ладонями, каждый шаг – в метр. И голова у него была, крупной, с жесткими вьющимися волосами, так что форменная фуражка с трудом держалась на своем месте. Он легко прошел четыре квартала и оказался у высокого забора с железными зелеными воротами, на которых краснели звезды.

Предъявив удостоверение и пропуск высшей степени доступа, подполковник Сагалович прошел через КПП на территорию Главного штаба РВСН. По широкой аллее он направился к старинному зданию из красного кирпича, которое давно требовало ремонта. Если когда-нибудь деньги на ремонт найдутся, то старания дореволюционных архитекторов, конечно, не сохранят и фасад утратит свою оригинальность и неповторимость.

Он пришел рано, двор был пуст, только двое солдат-срочников с мётлами в руках, заметив офицера, прервали неторопливую беседу и начали старательно мести аллею, вздымая клубы пыли. Хотя работающие военнослужащие могут не приветствовать старшего по званию, при приближении подполковника они приняли строевую стойку и синхронно отдали честь, держа упертые рукоятками в асфальт метлы левыми руками, как несуразно длинные ружья. Сагалович только рукой махнул – мол, вольно, работайте дальше!

Дежурный по штабу курил на пороге, при виде порученца главкома он приветливо улыбнулся и козырнул.

– Здравия желаю, товарищ подполковник!

Сагалович ответил майору воинским приветствием и протянул руку. Они обменялись рукопожатиями.

– Доброе утро! Виктор Дмитриевич на месте?

– Да, минут сорок, как прибыл. Я ему сводку на стол положил.

– А что в сводке?

– В Афгане, на перевале Саланг, вчера много наших погибло. Засада.

– Ты посмотри! – Сагалович покачал головой. – Видно, там не очень гладко все идет.

– Да уж это точно…

Сагалович вошел в здание, размышляя, как печальные события из сводки могут повлиять на настроение главкома, связан ли ранний вызов с этими событиями и каких вводных задач можно сейчас ждать. Подходя к приёмной главнокомандующего, он решил, что сводка и ранний вызов не связаны. Не потому, что Толстунов только сейчас ознакомился с документом: он вращался в высших сферах и о разгромной засаде мог узнать еще вчера. Но подразделений РВСН в Афгане нет, а следовательно, их это напрямую не касалось, по крайней мере, по служебной линии. Значит, срочный вызов связан с чем-то другим.