– Я даже не представлял, куда она могла отправиться, никто ничего не видел. Я работал полный день и не мог просто так взять и пойти ее искать. А еще я верил, что она вернется. И когда этого не произошло, каждый выходной тратил на поиски. Я прочесал всю Ирландию вдоль и поперек. Я подавал объявления в газеты, постоянно опрашивал ее друзей, но никто ничего не слышал. Она будто растворилась.

Я чуть придвинулась к нему.

– И все? Вы так ее и не нашли?

Он запрокинул голову, выпивая остатки алкоголя залпом и ненадолго прикрыл глаза.

– О нет, я нашел ее в полном порядке. Через несколько лет. Вы уже жили тогда в графстве Уотерфорд.

Позвоночник словно парализовало, когда я вспомнила наш прошлый дом, но Джеймс не заметил моего замешательства.

В его глазах блеснули непролитые слезы.

– Она ничего мне не объяснила. Да и уделила от силы пять минут. Была такой безразличной.

Он помотал головой, будто прогоняя воспоминание. Его дыхание участилось.

– Сказала держаться от нее подальше. Что она не хочет меня больше видеть.

– Но почему? Почему она так сказала? В этом нет никакого смысла, – удивилась я, продолжая сверлить его взглядом. Он точно должен знать, в чем дело. Единственная сестра, единственная семья никогда не вычеркнет тебя из жизни без веской причины.

– Не знаю, что ты хочешь услышать, Фэй. Она никогда ничего не объясняла. Лишь сказала, что счастлива замужем и оставила прошлое позади. Она даже о тебе не сказала ни слова. – Джеймс смотрел в пустой камин, пока пересказывал эту историю.

Я сгорбилась на стуле, когда волна отвращения вдруг окатила меня с головы до ног.

Джеймс коснулся моего колена:

– Это не то, что ты думаешь. Она защищала тебя. От меня.

Я нахмурилась, пытаясь понять, что он имеет в виду.

– Я рассказал, что у меня жена и дети, она видела, что я предан своей семье. Тройняшки тогда еще не родились, Алекс только вернулась к работе после рождения Кэлвина – бизнес взлетел, – а я сидел дома с детьми. Отец-домохозяйка. Мы не знали, что делать со всеми этими комнатами, и я предложил ей переехать, снова стать семьей, но она отказалась.

Он опять закрыл рукой рот и сник. Я видела, насколько трудно ему второй раз переживать это, но жажда подробностей перевесила чувство вины. Джеймс вскоре вернул себе самообладание.

– Алекс – единственный ребенок в семье, и, хотя у нее много родных, ты единственная девочка. Сирша понимала, что, если я узнаю о тебе, то не оставлю этот факт без внимания, и ничего не сказала.

Он встал и налил себе еще выпить.

– И все равно назначила вас моим опекуном?

Что-то в этой истории не складывалось.

– Предполагаю, она решила, что это меньшее из двух зол.

Я подняла голову.

– Она знала, что я тебя не брошу, и не хотела, чтобы ты была одна.

Я сплетала и расплетала пальцы. Запутанный клубок эмоций словно тяжкий груз теснился в груди. Я машинально накрутила прядь волос на палец, пытаясь разобраться в своих чувствах.

– Ты напоминаешь мне ее. Она тоже так делала. – Он указал на мой локон, и я остановилась. Джеймс сделал еще глоток. Воздух хоть от сгустившихся эмоций, казалось, можно было резать ножом, и я уже пожалела, что задавала вопросы.

Да и вопросов, на самом деле, только прибавилось.

Поставив пустой стакан на стол, он открыл один из фотоальбомов и перелистнул несколько страниц.

– Вот последнее фото, где мы вместе. – Он показал мятый снимок, зажатый в уголках страницы. Стало трудно дышать. Я будто смотрелась в зеркало. У мамы были ярко-рыжие волосы, и я машинально коснулась своих.

– Ей нравилось экспериментировать с волосами, я всегда давал ей часть своих с трудом заработанных денег, чтобы она могла попробовать что-нибудь новенькое.