– Предвижу значительные трудности, Ваше Святейшество. Например, как скрыть живую девицу до подмены? Отсутствие её во время отступления может насторожить корижей и дать им пищу для подозрений!

– До поры она будет содержаться в специальном ящике с дырками! Потом в этот же ящик ты положишь статую.

– Г-м… Несколько дней в ящике, хотя бы и с дырками? Тяжелое дело!

– Перед укладкой в ящик ты дашь ей сонное зелье. Человек, в зависимости от дозы, после него спит до пяти дней. Этого времени тебе будет достаточно, чтобы расторговаться и приготовиться к возвращению, не вызвав подозрений!

– Ну, тогда, конечно! – пробормотал Корнелиус, восхищаясь изобретательностью Папы.

– Операцию «Рокировка» начинаем завтра! – подытожил Святой Отец, – А сегодня ты окрестишь своего раба!

– Я понял, Ваше Святейшество!

– Вопросы есть?

– Да… что такое «рокировка»?

– Ты что, не играешь в шахматы?

– Н-нет…

– Рокировка – это перемещение на доске ладьи и короля одним ходом. Понял, сын мой?

Корнелиус кивнул. Всё-то Папа знает! Даже шахматы, игру мудрецов и стратегов!

– Иди! Завтра придешь в полдень. Трезвым! Твои глаза должны быть острее бритвы, ибо перед ними пройдет множество девиц, из которых ты выберешь самую правильную.

11-го Децембрия, во вторник, без пяти минут полдень, Корнелиус с принаряженным Самиром, в святом крещении Антонием, вошли во дворец. Секретарь проводил их в зал для приемов, где Папа Григорий уже сидел на троне. Корнелиус слегка удивился, что предполагаемые смотрины будут проходить здесь, а не в рабочем кабинете, но потом понял: необходимо создать впечатление, чтобы девицы прониклись важностью происходящего!

– Это и есть твой раб? Ничего, миловидный отрок! Как его христианское имя? – поинтересовался Святой Отец.

– Антоний, Ваше Святейшество!

– Говорит ли он на каком-нибудь европейском языке?

– Нет, Ваше Святейшество! Только по русски, на языке корижей и на своем родном, половецком.

– Жаль… Я хотел с ним поговорить. Ладно, садитесь, и начнем, пожалуй, благословясь.

Корнелий и Самир уселись в кресла ошую трона. Брат Теодор остался стоять за правым плечом шефа. Папа хлопнул в ладоши, двери открылись, и в зал вошла молодая монахиня. Шурша подолом, она прошла по паркету и выжидательно остановилась в пяти шагах от трона.

– Ну? – Папа нетерпеливо скосил глаза на Корнелиуса.

– Не, не похожа. Лицо не похоже. А фигура… разве рассмотришь под ихними тряпками!

– Я понял тебя, сын мой!

Папа обернулся к брату Теодору:

– Распорядись, чтоб входили обнаженными!

И началось! Одна за другой в зал входили голенькие девицы. Красивые и не очень, худые и полненькие, высокие и низенькие. Они подходили к отметке на паркете, замирали, подходили под благословение, потом поворачивались кругом через левое плечо и покидали зал. Некоторые стеснялись и пытались прикрываться ладошками, но таких было меньшинство. Корнелиус внимательно разглядывал каждую, но похожей на статую в далекой Кориже не попадалось. Сей парад красоток продолжался до сумерек. Наконец, в зал вошла пожилая (одетая!) монахиня-аббатисса и объявила, что девицы кончились.

– Это были монахини и послушницы из ближних монастырей, – пояснил папа Григорий, потягиваясь, – Завтра прибудет новая партия. Я послал гонцов во все монастыри в радиусе пятидесяти миль. Будем работать, пока не найдем искомое!

Дойдя до гостиницы Корнелиус, мучимый весь день плотским вожделением, пренебрег ужином и едва дождался, пока слуга принесет горячую воду для Камиллы.

На следующий день все повторилось с той лишь разницей, что кастинг начали с десяти часов утра. Корнелиус уже попривык и смотрел на девиц довольно равнодушно. И опять – ничего!