Корнелиус отметил, что на столе солонка была только одна и хозяева ревниво следили, если кто из русских тянулся за солью.

Местные опять загомонили и Йорг почтительно налонил голову.

– Ваш царь богат! У него много соли. А у нас соли мало, а солить и рыбу надо, и капусту…

Дьяк стал расспрашивать о ценах на соль на местных базарах и выяснил, что на Москве сей товар стоит в десять – двенадцать раз дешевле. Вот это да! Прикинув кое-что в уме, он решил по возвращении поговорить с братом, державшим лавку в Охотном ряду. А что? Войти с ним в долю, закупить соли, свезти корижам, а назад привезти мехов, да жемчугу окатного северного… Сторицей наживутся! Все одно сюда на тот год за ясаком ехать!

«Конечно, возы не нагрузишь из-за бездорожья-то, во вьюках придется… Дороже, однако выйдет, лошадок-то много понадобится… А ежели водою? Нынче этот Йорг последний в списке, а коли с него на тот год начать, то можно и водою достигнуть… Сколько волоков получится? Надобно припомнить!»

Углубившись в сии приятные мысли, дьяк на время выпал из окружающей реальности.

Пир закончился и рабы принялись убирать со столов грязную посуду. Дружинники и стрельцы не спешили покидать свои места, допивали водку, хотя бы и без закуски. Естественно, кто же её, родимую, недопитую бросит!

Казначей, допив свой кубок, вытер бороду:

– Сегодня и завтра соберем, что должны, послезавтра отправитесь восвояси.

Дьяк, вынырнув из своих грез, кивнул. Естественно, князю придется в другие деревни посылать за ясаком.

В это время со столов было уже все убрано. Осталась только солонка, к которой за все время трапезы почти никто не притронулся. Солонка была серебряная, с крышкой, и вмещала двойную пригоршню соли. Раб, отрок лет четырнадцати, осторожно взял её двумя руками и двинулся прочь. И тут произошло страшное! Он споткнулся о длинную ногу Корнелиуса, собиравшегося встать из-за стола и перекинувшего свои нижние конечности через лавку! Парень качнулся. Все замерли. Падающий отчаянно пытался восстановить равновесие, но – увы! Он шумно рухнул на пол, расквасив нос. Солонка с размаху ударилась о ножку лавки, крышка отскочила, и крупная сероватая соль веером плеснула в пространство…

Секунду стояла потрясенная тишина, а затем раздался вопль. Нет, рёв! И князь, и дружинники исторгли из своих мощных глоток ураганную звуковую волну, шатнувшую обалдевших русских (и кабальеро ди Ранейро, конечно!). Затем вояки вскочили на ноги, опрокинув при этом лавки, и выхватили из ножен мечи. Опередив всех, князь подскочил к съёжившемуся виновнику переполоха и поднял его за волосы. Бледный до синевы, с закатившимися от ужаса глазами, тот болтался в могучей лапище Йорга, как тряпичная кукла.

– Ты, ничтожный сын самки свинской собаки, рассыпал СОЛЬ и тем навлек на город беду! Только твоя поганая кровь смоет грядущие несчастья! – проорал, брызгая слюной, князь в лицо бедолаге.

Корнелиус толкнул в бок Антипа и тот торопливо перевел шепотом, стараясь не шевелить губами.

Внезапно подал голос жрец, за все время пира не проронивший ни слова:

– Заклинаю тебя, Йорг, не проливай его кровь в своем доме!

– Это ещё почему? – выкатил на него налитые бешенством буркалы князь.

– Ну, полы, ведь, не крашеные, кровища впитается – не отмоешь. Вонять потом будет, а нам тут пищу принимать…

Князь захохотал. Дружинники тоже.

Корнелиус, которому пришла в голову важная и нужная мысль, возбужденно толкнул локтем Антипа:

– Скажи, что я хочу купить этого мальчишку!

Князь, наклонив голову набок, выслушал сие предложение с интересом:

– А что, ведь плату за жизнь этого поганца можно пожертвовать Богине, чтоб отвела беду!