На испытательных переходах в прошлое Земли, где отрабатывалась точность расчётов заданного момента времени, Станция нигде не задерживалась дольше десяти минут необходимых для работы датчиков фиксировавших состояние атмосферы, и фотографирования выбранных участков поверхности. Кортни всё казалась какой-то мистификацией. На самом деле Станция никуда не перемещалась, и кто-то просто транслирует на мониторы кадры исторических фильмов. Всё шло, как говорил русский конструктор Станции, без сучка, без задоринки. Это и настораживало бывалого Капитана. Он был атеистом, но одна из старинных примет звездоплавателей гласила – если подготовка к полёту идёт слишком хорошо, это уже подозрительно. А в свои профессиональные приметы Билли Зануда верил свято. Его и Занудой прозвали за привычку всё перепроверять по многу раз. Даже здесь, на Станции, кое-кто был недоволен, если он вникал в происходящее с излишним, по их мнению, вниманием. Особенно его зам по науке.

Кортни очень не нравилось, что первым рабочим переходом Рише выбрал такую далёкую временную точку. Они до хрипоты спорили, Капитан доказывал необходимость начинать с переходов на короткие отрезки, постепенно увеличивая дальность во времени. Упрямый француз стоял на своём – нужно наоборот начинать с самых дальних временных точек, так будет проще составлять хронологию от самого начала времён. Но Кортни всегда подозревал, что дело вовсе не в чистоте хронологии, и у Научного руководителя совсем другие причины упорствовать. Как психолог, он видел в высказываниях Рише о переходах во времени, больше эмоций чем убеждения, и прекрасно знал, что это поведение человека вынужденного отстаивать то, что ему самому не по душе.

А Пьер Рише ждал, когда Капитан произнесёт заветные слова, и они прозвучали:

– Внимание, стартуем!

Панорамные мониторы погасли и тут же вспыхнули вновь. Станция перенеслась на четыре миллиарда лет назад, и люди увидели пейзаж, потрясший самое смелое воображение. Их родная планета была чёрной как уголь, и искорежена кратерами. В зоне видимости извергалось сразу пять вулканов. Потоки лавы вновь, и вновь обжигали и без того уже обожженную поверхность. «Какую жизнь искал в этом аду несчастный Дэн!», – с раздражением подумал Рише, – «Здесь ещё атмосферой и не пахнет!». Нужно было попытаться найти его. Специально настроенный генератор Моро посылал Ден Мэю призывы откликнуться. Капитан Кортни с интересом наблюдал, что из этого получится. Для него работа в торсионном поле была в новинку. И он не очень-то верил в выживание человека в условиях новорожденной Земли, пусть только в тонком теле. Но вот на генераторе прозвучал сигнал приёма, на призыв ответили. По громкой трансляции кто-то кричал на китайском языке. На центральном мониторе высветился перевод:

– Неужели вы меня нашли! Но как вы меня заберёте?

Голос Капитана Кортни не выдал волнения:

– Лаборатория доктора Ли, приступайте к эвакуации доктора Ден Мэя!

– Установка запущена! – Ли Хун, медленно вывела рычаг на максимальную нагрузку.

В кабине установки неподвижное тело Ден Мэя. Маленький импульсный шлем на его голове был подключен к торсионно-гравитационному генератору, который должен сработать как пылесос, втянув тонкое тело Мэя в установку, и соединить с телом физическим. Снова слышен крик. На мониторе тут же высвечивается перевод:

– Меня как магнитом тянет вверх! Я понял! Я вижу вас! Вы на космическом корабле! Где я?

Целую минуту ничего не происходило. Доктор Ли, не отрываясь, смотрела на Ден Мэя, а он всё так же неподвижно лежал. И вот веки его дрогнули, пошевелились пальцы.