– Что она делает помимо приворота?

Полученные знания не радовали. Пугали больше перспективы. Если некромант всё это время был под приворотом, что запрещено магическим кодексом, то как снимать его, Элис не знала. Она не была уверена, что это возможно. Магия крови коварна… Она произрастает корнями в самую душу, выворачивая и изменяя. Ломает психику. С ней справляются истинно предназначенные, экзорцисты, демонологи, целители и некроманты.

– Лишает воли, – соизволил ответить Лазорь, вспарывая пространственный карман и вытаскивая бутылку с вином и медицинский кофр. – Она путает воспоминания, перекраивает действительность. Заставляет почти болезненно переносить разлуку с заклинателем. И постепенно сводит с ума…

О последнем Элис не сильно переживала, ибо подозревала, что у некроманта и так винтиков недобор. А как ещё охарактеризовать его настоящее увлечение певичкой несколько лет назад? Ей не виделась на месте госпожи Стенли подобная особа. И если это и шептала ревность, то для конструктива Алисия уточнила сама себе, что более возвышенная, образованная и порядочная могла бы составить хорошую партию магу.

– Ты можешь это обратить? – Надежда несмело выглянула из-за угла сомнений и страха.

– Нет, человеческая ведьма… Это сделаешь ты…

Пентаграмма на пять лучей. Капли крови на ладони. Они масляными пятнами впитывались в выжженную землю. Касание силы. Всегда покорной и нежной. А сейчас с проблесками животной ярости, что тянула Элис в бездну. Она не таилась. Она брала своё. Кровь, жертву и кусочек души. Что там душа, её не жаль, она зарастёт, оденется в хлопковые нити из нежности, доверия и самопожертвования.

И соломенная путанка в центре ритуального рисунка. Она вертелась как клубок дождевых червей, перекручивалась кольцами хвостов полоза. Омерзительная. Холодная, неживая. Как тлен, что питал магию любого одарённого. Он стелился туманными тропами, рассыпался на искры первородного страха. Переплетался с такой живой, как родниковая вода в жаркий зной, как пламя старого очага с углями, силой Элис.

И она терялась в водовороте. Не отделяла себя. И задыхалась клубами вязкого дыма, кашляла пеплом из полыхнувшей пентаграммы. На языке горечь полыни, что по осени осыпала свой цвет. И её вкус не глушило терпкое вино. А живая драконья сила не грела. И Алисия мёрзла изнутри. Хрустящий озёрный лёд, полынья среди скованного стужей водоёма, снег… На его белом полотне гроздьями раздавленной брусники алела кровь. Она стекала по лицу Элис, липкими дорожками рисовала на шее. Она смывала ведовское заклятие. И Алисия смеялась…

Она очнулась в коконе драконьего хвоста. В отдалении, также внутри рунического рисунка, валялась солома, но уже просто сухостой. Без магии. Без тьмы и тлена.

– Не получилось? – хрипло и надсадно. А во рту привкус железа.

– Получилось, – протянул ящер и подтолкнул к Элис откупоренную бутылку вина. – Только… Твоя сила… Она соединилась с магией крови. Никогда раньше не видел подобного.

Алисия нахмурилась. Осознавать себя «тёмной» было непривычно. Да какая из неё волшебница магии крови? Она петуха заморила своими причитаниями, а не клинком пустила ему кровь. Но всё же…

– Ему будет плохо, – зачем-то уточнил Лазорь. – Через пару дней совсем невозможно, тебе бы его зельями отпоить…

– Я уезжаю, – ещё сама не осознав, что сказала, призналась младшая Гордон. – Я не нужна тут… Поэтому ты сам ему всё расскажи…

От мысли, что она всё почти бросила, потянуло в груди. Но Элис не видела причин, чтобы остаться. А быть приживалкой, смотреть на то, как он флиртует, влюбляется и трахается с кем попало, было больно.