Мне поначалу уже показалось странным, что он говорит, а после возраст, для ста пятидесятилетнего он выглядел слишком бодрым.

– Мой юный друг, вам ещё много чего предстоит узнать, – он начал своё повествование издалека. – Апполинарию я знал с годов эдак двадцати, когда она ещё носила фамилию Салтыкова, коему не испытывала никакого удовольствия. У всех ещё на слуху была история с Салтычихой, кровавой боярыней. И став супругой отставного генерала Галактионова, возрадовалась смене фамилии и повсюду подчёркивала, что она Галактионова. А через некоторое время я потерял её из виду, поскольку как оказалось, они переехали в Санкт-Петербург. И долгое время о ней не было слышно ничего, пока однажды она вновь не объявилась в нашем городке, но уже в траурном обличье, которое не меняла до самой кончины.

Я стоял ни жив, ни мёртв от слов старичка. Да и кто может оставаться спокойным в данной ситуации? Вам, дорогой читатель, доводилось встречаться средь бела дня с покойниками? Вот и мне не доводилось. А старичку что? Он продолжал в своём духе, ничуть не обращая внимания на моё удивление: – Да и скончалась она загадочным образом…

Что-то, то ли хруст сломавшейся ветки был тому виной или вспархивание беспокойной пташки до этого не подававшей ничем своего присутствия, но мой собеседник в мгновение ока исчез из моих глаз. Сказать, что это была галлюцинация, я не могу, поскольку всегда выступал противником разного рода галлюциногенов, опять же упоминание о букете. При этой мысли я вновь посмотрел на то место, где они были вчера. Букет исчез. Но удивительно, пыль нигде не стёрта, что непременно должно было произойти, если бы их туда положили и какое-то время там они находились. Но ведь они там были! Я видел их собственными глазами! Как видел и того старичка, что буквально минуту назад стоял передо мной. И опять же к моей досаде, от его следов также ничего не осталось. Трава нигде не была примята.

«Вот у меня начинается отпуск», – невольно подытожил я свои размышления после всего произошедшего.

Я пробыл ещё немного у надгробия таинственной дамы, прежде чем не удостоверился, что старичок уже не вернётся. Да и он не обещал вернуться. Вокруг меня погружённые в мрачную тишину над могилами возвышались надгробные памятники. Несколько в стороне взметнулись кронами к синему своду небес берёзы. Но и они не подавали ни звука, словно боясь нарушать безмолвие. Лишь только изредка можно было увидеть падающий вниз золотой лист. Он кружился в безмолвном танце, последнем танце своей короткой жизни. И было в этом что-то магическое, притягивающее внимание, вернее сказать, сковывающее. Одно небольшое лето или десятки лет, в конце всё ожидает тлен.

Памятники – не те прямоугольники, словно многократно уменьшенные копии многоэтажек, что строят повсеместно, уничтожая индивидуальность города. Нет, это были поистине произведения искусства. То дева склонилась над кустиком розы или массивное распятие, что невольно рука тянется перекреститься. Сразу заметно, здесь покоятся те, для кого определение Родина не просто красивые слова, не колониальная страна, которую можно ободрать до липки, те, кому дороги эти места, и кто грудью встал при нашествии Наполеона на Россию…

Мир живых и мёртвых редко пересекается в одной плоскости. Я вышел за территорию кладбища, получив самые туманные сведения об этой даме, которые, впрочем, ещё больше запутали меня. Откуда возник этот старичок? Где он погребён? И почему он соизволил предстать передо мною? Что подвигло его на это? Каким образом они могут быть связаны между собой? И почему я не стал выискивать могилу сего старичка, что могло бы направить на верный путь? Вопросов больше чем ответов. Где могла жить эта Апполинария? В каком районе? Возможно сохранилось что-то с тех лет? Хотя, последнее представляется сомнительным, слишком уж много лет прошло.