Он счел это весьма удачной шуткой, похлопал меня по спине и, посмеиваясь на ходу, направился к лифтам.

Мне его шутка не показалась удачной. Я сел за руль и в плотном потоке машин добрался до своего дома. По дороге я успел поразмыслить. Сведения о жизни Хелен, выданные мне Максвеллом, меня потрясли. Я не сомневался, что все сказанное им правда. Я знал, что Эндрюс тщательно проверяет свою информацию. Значит, Хелен путалась с Менотти. Я вдруг задумался, а с кем она путается здесь. Если она еще в Нью-Йорке увлекалась опасными рэкетирами, возможно, она продолжает в том же духе и в Риме. Не потому ли она живет столь роскошно? Не содержит ли ее какой-то мужчина?

К тому времени, когда я уже разделся и ложился в постель, меня мучил вопрос, стоит ли мне, в самом деле, садиться на поезд до Сорренто. Хочу ли я связываться с подобной девицей? Если мне действительно предстоит возглавить отдел международных новостей – а я был уверен, что Максвелл не стал бы об этом говорить, если бы это не было делом решенным, – настоящее безумие ставить на кон подобную должность, когда имеется хотя бы малейший риск. Как уже было сказано, это самое теплое местечко в газете. Я понимал: стоит Чалмерзу узнать, что мы с его дочерью любовники, и я не только лишусь работы, но и навсегда вылечу из журналистики.

– Нет, – произнес я вслух, выключая свет. – Пусть отправляется в Сорренто сама. Я не поеду. Пусть поищет себе другого дурачка. Лично я еду на Искью.

Однако спустя два дня я сидел в поезде Неаполь – Сорренто. Я все еще твердил, что это глупость и безумие, но, сколько бы я это ни повторял, приказывая себе остановиться, ничего не изменилось. Я уже ехал. И поезд, как мне казалось, идет недостаточно быстро.

Прежде чем сесть на поезд до Неаполя, около десяти утра я заглянул в контору – проверить напоследок, все ли в порядке, и забрать адресованные лично мне письма, если таковые пришли.

Максвелла не было, зато я застал Джину, которая просматривала стопку каблограмм.

– Есть что-нибудь для меня? – спросил я, присаживаясь на край ее стола.

– Личной корреспонденции нет. А со всем остальным справится мистер Максвелл, – сказала она, перебирая аккуратно наманикюренными пальчиками каблограммы. – Разве ты не должен уже быть в пути? Мне казалось, ты хотел выехать пораньше?

– У меня еще полно времени.

Мой поезд до Неаполя уходил только в полдень. Накануне я сказал Джине, что отправляюсь в Венецию, и с трудом отговорил ее заказывать мне билет на экспресс Рим – Венеция.

В этот момент раздался телефонный звонок, и Джина взяла трубку. Я склонился над столом и принялся лениво просматривать каблограммы.

– Кто говорит? – спросила Джина. – Миссис… как вы сказали? Подождите секундочку. Я не уверена, что он здесь. – Она, нахмурившись, взглянула на меня, и я прочел в ее глазах недоумение. – Тебя спрашивает какая-то миссис Дуглас Шеррард.

Я уже собирался ответить, что никогда о такой не слышал и не хочу с ней разговаривать, однако имя показалось каким-то смутно знакомым, отчего у меня в голове зазвучал тревожный набат. Миссис Дуглас Шеррард! Хелен сказала, что на это имя она сняла виллу под Сорренто. Но не Хелен же сейчас на другом конце провода? Не может же она быть настолько беспечной, чтобы звонить мне сюда?

Стараясь не выдать своего внезапного испуга, я протянул руку и взял у Джины трубку. Развернувшись к ней спиной, чтобы она не видела моего лица, я осторожно произнес:

– Алло? Кто говорит?

– Привет, Эд. – Это точно была Хелен. – Я знаю, что мне не следовало звонить тебе в редакцию, но я звонила на квартиру, а там уже никто не ответил.