– Ладно, в «Изумруде» в столовую сходим, – поворачивая на оживленный проспект, очищенный от снега до черноты асфальта, Полозов прибавил газу. – Нам придется выехать за город. Сам же знаешь, что храмы Перуна сторонятся суеты. Сейчас это наипервейшее дело. Старика нужно проводить достойно.

– Как там наши женщины? – Никита рассеянно глядел на яркие вывески магазинов, рекламных щитов и на кучки людей у автобусных остановок.

– Плачут, – ответил Олег. – Как-никак, патриарх вызывал уважение, пусть и крут нравом был. Это в последнее время, как тебя нашел, смягчился. Я наказал ребятам отключить телефонную линию от города и забрать личные мобильники у прислуги. Бабам обязательно вздумается разболтать, какое горе случилось! Подружки, родственники… Впрочем, мы уже успеваем. Представитель адвокатуры, где находятся документы о наследстве, прибудет в «Изумруд» и при всех прочитает полное завещание. Это необходимо, чтобы у некоторых не возникло желания поиграть на чувствах и потребовать себе преференции.

– Да ты уже и сам обо всем позаботился, – хмыкнул Никита оживая.

– Пришлось повертеться. Анатолий Архипович перед смертью вытребовал от меня слово, что я сделаю большую часть работы до того, как ты приедешь.

– Как он ушел? Не мучился?

– Спокойно. Проговорил со мной почти до двух часов ночи, а потом выгнал из комнаты. А сердце неспокойно. Кручусь по дому, нагоняю на себя страхи. Не выдержал, зашел. А он лежит, на меня смотрит, только не говорит ничего. Руки вытянул вдоль тела. И знаешь, сразу показалось, что Анатолий Архипович отключает все жизненные функции у себя. Глупость, конечно, но в тот момент я так и подумал. Еще спросил, как он себя чувствует. Молчит, а глаза улыбаются. Время засек специально. В три ноль пять закрыл глаза и перестал дышать.

– Так бывает, – медленно ответил Никита. – Волхвы могут контролировать все процессы в своем организме, отключать их или возбуждать к жизни. Деду надоело жить – вот и все, что я могу сказать. Он давно меня настраивал, что скоро уйдет. Ладно, что легко. И мне не больно.

Слезы сами по себе навернулись на глазах, и Никита отвернул голову вбок, чтобы Полозов не заметил минутной слабости. Откровенно говоря, ему никогда не приходилось провожать в последний путь родных людей, именно тех, у кого текла та же кровь, что и в его жилах. Мама? Он ее не знал. Отец? А что он за человек? Все потрясения в жизни включили в себя лишь беспокойство за любимую девушку, ставшую позже его женой. Вот здесь Никита и в самом деле испытал страх потери.

Патриарх? Да, молодой волхв любил его, как любит человек, обретший спокойствие и надежность своих тылов в родной гавани. Но… Все-таки дед оставался далеко за пределами его обожания и поклонения. Благодарность – да. Уважение – несомненно. Но любил ли он Анатолия Архиповича? Никита признался себе, что времени для обретения любви к этому человеку у него практически не было. Как только он получил настоящую семью, свой Род – тут же вынужденно включился в борьбу, навязанную патриархом всему аристократическому миру. Словно хотел доказать что-то, беспрестанно воюя с кем-то. Так и получилось, что с его смертью Никита получил в довесок кроме богатств головную боль, как этими богатствами распорядиться и защитить их от жадных рук конкурентов. Или врагов? И есть ли они сейчас?

Не успев толком разобраться в последнем вопросе, Никита заметил, что Полозов аккуратно затормозил перед небольшим каменным храмом, построенным из нарочито грубых слабо отесанных каменных блоков. Перуново жилище окружал негустой лес, разрезанный тонкой линией шоссе, а короткий съезд в сторону храма был тщательно очищен от снега. Само же строение стояло на небольшом холме, выстроенное по древним канонам. Перун любит высокие места.