Старик удивленно приподнял брови:

– Ночью?

Баба усмехнулась:

– То-то и оно… Какой дурак двинется по реке ночью? А им пришлось. Я поболтала там с одним, Пертом, кажись, или Петром… Так он сам ругался: «Черт бы побрал этих наемников! Вздурило их ночью выйти!» А что делать, коли у ихнего главаря золоту счета нет? Говорит этому Перту: «Заплачу втрое, если поспешишь!» Вот тот и не удержался… Снялись ночью и пошли…

– У какого главаря? – насторожился Старик. Мне рассказ незнакомки тоже не понравился. Я знала только одного щедрого наемника…

Женщина потянулась:

– Странное у него имя… Горясер, кажется. – Она зевнула. Под верхней губой показались черные обломки зубов. – Гад. Я сунулась было к нему, мол, красавчик, смелый воин, а он мне: «Сучка!» – да как даст по губам! – Женщина потерла пальцем распухшую губу и повторила: – Гад.

– Пойдем-ка! – Старик ухватил меня за руку и поволок из барака.

– Эй, вы куда? – недоуменно крикнула вслед баба.

Старик вытолкал меня на улицу и тряхнул за плечо:

– Слышала?! Горясер ушел!

Я хмыкнула:

– Ну ушел и ушел… Нам-то что? Будто не проживем без него.

Старик досадливо отмахнулся:

– Ничего ты не смыслишь! Я говорил с ним. Он не чета другим наемникам. Что-то в нем эдакое… – Он запнулся, но, так и не найдя подходящего слова, развел руками: – Чует он, понимаешь?

– И дай Бог ему дальше чуять… – – заталкивая в сумку мокрую одежду, пробормотала я.

– А я-то, старый пень, так надеялся! – продолжал Старик. – Думал, наконец раздобудем денег, обоснуемся, заживем как люди. Ты ведь красавица, в возраст вошла, любому парню будешь наградой, а кто возьмет без приданого, без дома? Этот Горясер дорого ценил старые сказы… Никто не оценит дороже…

Я смотрела на его склоненную седую голову и чувствовала, как в груди шевелится что-то теплое и болезненно-противное. Будто маленький зверек, поскребывая крохотными коготками, подбирается изнутри к сердцу.

– Ладно, не грусти. – Я обняла Старика за плечи. Узловатые морщинистые пальцы тут же поймали мои руки и притянули к груди. Сердце Старика забухало у меня под ладонями.

– Не грусти, – сглатывая непрошеную жалость, повторила я. – Чего заранее печалиться? Пойдем за твоим Горясером по берегу. Сам знаешь, все ладьи до Альты останавливаются в Дубровниках, потом переправляются на Непр, потом по три дня стоят в Киеве. Это долго, авось догоним.

Старик поднял глаза:

– Хорошая ты, Найдена… Иную бы тебе долю…

Я осторожно высвободила руки и улыбнулась:

– Брось ты! Я и на эту не ропщу. Так идем?

Он тряхнул головой. Синие глаза сверкнули юношеским задором.

– Идем!

Отряд наемников прибыл в Киев откуда-то с севера на ладье болгарского купца Перта. Их главарь понравился Святополку. Времена Илюшки из Мурома и богатыря Рахдая миновали, и теперь в киевской дружине осталось не много сильных и смелых воинов. Да и те верой и правдой служили Владимиру. Святополк не доверял ратникам отца. Он желал иметь собственных, таких, перед которыми склонили бы седые головы и тугодум Муромец, и силач Усмошвец, и хитрый Добрыня Новгородец.

Главарь прибывших на болгарской ладье наемников не выглядел богатырем: его одежда была поношена, оружие небогато, а длинные темные волосы увязаны хвостом на затылке, как у бродяги-половца. Однако он удивил и князя, и бояр. Наемник ввалился в княжью горницу, будто в собственную избу, разметал по пути щуплых стражей, а увидев туровского князя, остановился и покаянно склонил голову:

– Прости, князь, что потревожил тебя, но спешил принести тебе добрые вести…

Бояре негодующе зашумели, но за осторожными словами воина Святополк почуял нечто большее, чем простые вести. «Владимир! Этот чужак что-то знает о моем отце!» – стукнуло его сердце.