– Не стоит благодарности, – ответил Дитерикс, скользнув по ней странным взглядом.

Не то, чтобы девица, навязанная ему в жены, была совсем уж уродлива. Скорее обычна. Но, увидев ее в храме, он сразу заметил странность. Белая, чуть ли не синеватая кожа без румянца, худоба. Не знай Дитерикс, что девушке уже исполнилось девятнадцать, не дал бы ей больше тринадцати. Настолько тощей и неразвитой она казалась. Еще эта жутковатая бледность.

Понятно, почему старый пройдоха до сих пор не выдал ее замуж. Будь он человеком суеверным, точно бы отказался. Хотя. У девушки были яркие голубые глаза и сочные губы.

«Должно же быть в ней хоть что-то хорошее, черт ее побери, – подумал он тогда, добавив мысленно. – Кроме соли».

Отправляясь в спальню, исполнить супружеский долг, он думал о том хорошем, что отметил в девушке днем. В конце концов, он еще никогда не пасовал в этом деле. Но сейчас, увидев ее в своей постели, в которой давно уже привык видеть красавицу Исельнир, растрепанную, с горящими смесью ужаса и отвращения глазами и трясущимися губами, Дитерикс разозлился. На старого паука Джефрэйса, на девчонку, тощую, как ощипанный синий цыпленок.

На всю эту вынужденную ситуацию.

От того и отослал своих людей. Разделить с придворными можно было радость победы, а тут… радость первого обладания была сомнительной. К тому же, как он понял, невеста явно к нему не расположена, и это неприятно царапнуло. А между тем, Дитерикс знал, что нравится всем женщинам без исключения.

В итоге все это действительно превращалось в долг, с которым ему хотелось поскорее покончить. Заметив, что первый испуг девушки прошел, Дитерикс стал снимать с себя оставшуюся одежду. Она еще больше побледнела, хотя, казалось бы, куда уж больше. Встала и начала снимать с себя капот, а потом застыла в неуверенности, не зная, снимать ли ей и рубашку. Дитерикс с досадой поморщился, глядя на ее угловатые бледные плечи и плоскую грудь в вырезе ночной рубашки.

– Можешь оставить рубашку, – бросил пренебрежительно. – И ложись на спину.

Ему нужно было выпить, чтобы приступить к долгу, будь он неладен.

Несколько глотков крепкого вина с травами, теперь он был готов. Девчонка на кровати напоминала труп своей синевой, и если бы не блестящие страхом глаза, да приоткрытые трясущиеся губы – точно покойница. Нет, трахать покойниц ему еще не приходилось!

– Накинь рубашку на голову, – велел он сквозь зубы, забираясь на постель.

Дитерикс не был зверем, он любил женщин, любил доставлять им удовольствие в постели, чтобы они кричали под ним от счастья. Но сейчас был не тот случай.

Дело было сделано быстро.

Потом он встал, обтерся, накинул на себя одежду и вышел, велев прислуге отнести кровавую простыню старику Джефрэйсу. Пусть порадуется, он свою часть сделки выполнил.

За королем в опочивальню сразу же вошли три женщины. Не обращая внимания на жавшуюся к изголовью Мариг, стащили простыню с ее девственной кровью и понесли в пиршественный зал. А Мариг, оставшись одна, завернулась в одеяло и сжалась в комочек на краю огромной постели. Она тоже выполнила свою часть сделки.

Стала женой короля Маркленда.

В пиршественном зале появились прислужницы с той самой простыней и преподнесли ее Джефрэйсу как знамя. Старый князь потребовал наполнить кубок, осушил его, а потом выкрикнул:

– Виват моему зятю Дитериксу! – и отсалютовал пустым кубком леди Исельнир.

Той оставалось только криво улыбаться в ответ и поражаться, каким образом этот старый хряк умудряется столько пить и не пьянеть.

А князь Аренгарта велел тщательно сложить и унести драгоценную простыню, потом снова поднял кубок, и провозгласил, обведя взглядом зал: