Когда Щербатов подходил к таможне, обратил внимание, что рядом с инспекторами в форме вертелся некий тип в штатском. В общем, ничего бы в том не было странного, мало ли кто из служащих может быть у таможенной стойки. Но этот господин из всех прилетевших выцепил взглядом именно Щербатова. Задержал его ненадолго, можно сказать на мгновение. Но только на нем. На всех остальных смотрел как на сплошную серую массу.

Так смотрят на будущую жертву карманники, которых не раз приходилось ловить в молодости.

Вот и его очередь. Все остальные прошли вообще без задержки, а тут…

– Господин, поставьте пожалуйста чемодан на стойку. Откройте пожалуйста.

Пальцы таможенника быстро, почти мгновенно пробежались по вещам, словно невзначай тронули коробку от часов, убедившись, что она пустая. Господин в штатском смотрел на запястья. Слава богу, пустые.

– Извините за беспокойство, господин, проходите пожалуйста. Добро пожаловать в Швейцарскую конфедерацию.

После таможни Щербатову приспичило. Так ведь бывает – ну вот срочно потребовалось посетить туалет. Что в этом странного?

Краем глаза выхватил в группе встречающих мужчину в сером костюме, держащего лист бумаги с надписью «SHERBATOFF». Мельком подумалось: «Даже фамилию написать правильно не могли».

Но не до того.

Вбежал. Зашел в кабинку. Постоял. А что там еще делать, если не хочется? Вышел, пошел к рукомойнику.

Ну надо же! Какой сюрприз – рядом стоит тот самый товарищ, что уступил Полю место в самолете. Проходит мимо, спотыкается – вот ведь неуклюжий какой! И в тот же момент что-то опустилось в карман куртки.

И опять живот скрутило. Вновь в кабинку. Ну-ка, что в кармане? Часы «Ролекс». Щербатов мысленно аплодировал чекистам – заранее предвидели фортель на таможне. Подстраховали.

Если бы шел с часами на руке, наверняка бы задержали. Мол, «Это ваше? А вы Били или Джон? Ах, вы для передачи? А знаете, что перевозить чужие вещи правилами полета запрещено? А пройдемте-ка, поподробней побеседуем. Кстати, такие часики среди украденных числятся. Но это теперь уже не нам объясняйте, а полиции».

Потом, несомненно, возник бы благородный мистер Галбрейт, зря он что ли у прохода ошивается. Отмазал бы, само собой, но бумажки б остались. И обязаны ему были б и вы, мистер Sherbatoff, и ваша жена.

А теперь дудки. Фигушки. Теперь у нас пространство для маневра имеется.

Ну все, можно идти к встречающим.

– Мистер Галбрейт?

Ой, только не делай, дорогой, удивленное лицо. Ты ж меня узнал еще когда я к сортиру мчался.

– Мистер Щербатов?

– Он самый. Привет от мистера Уоллеса. Он просил передать…

Щербатов достал из чемодана коробку, снял с руки часы и положил их на место.

Встречающий смотрел за этой нехитрой процедурой как на выступление фокусника.

– Спасибо…

Галбрейт протянул руку…

Не спеши, дорогой.

– Могу я взглянуть на ваши документы?

От этого простого вопроса американец едва не впал ступор. Как! У него? Требует документы какой-то русский?! Но деваться некуда.

– Да, пожалуйста, – он протянул дипломатический паспорт.

И русский его сфотографировал! На маленькую камеру, что, оказывается, лежала прямо в кармане.

– Извините, мистер Галбрейт, – Щербатов смущенно пожал плечами. – Полицейская привычка все документировать. Вы ж знаете, откуда я приехал. У нас только разуй варежку – тут же самого разуют. Да и разденут заодно.

Собеседник и бровью не повел.

– Разуть варежку?! Интересная гипербола.

– Это метафора, заявляю как филолог.

– А я думал – коп. Впрочем, надеюсь, у нас будет время поболтать. Вас подвезти?

– О, нет, спасибо, должна жена забрать. Правда, она задерживается… ну да ничего, дождусь. А то знаете, если она приедет, а меня не будет, то случится тайфун. Маленький, но бедной Швейцарии может хватить. Так что до свидания, мистер Галбрейт.