Так неестественно и опустошающе, но отчего-то приятно лежать после трудового дня, смотреть глупое шоу по телевизору. И в то же время вращаться вместе с планетами вокруг звезды, которая плывёт в галактике, в космосе…

Уплывая вместе со звёздами от телеэкрана в царство Морфея, я забылся сном.

Тьма сна окутала меня. Я задыхался. Стоял во мраке и судорожно глотал горячий воздух. Вглядывался во тьму до боли в глазах, чувствовал, что в ней что-то есть.

День третий, 21 августа

Утро. Ужас. Как выключается этот будильник? Где ведро с кофе? Где носки? Измазал пол-лица зубной пастой, пока чистил зубы. Как хорошо, что на улице полумрак, как хорошо, что в метро сегодня так тесно и можно повиснуть между тёплыми, плотно прижатыми куртками. Наконец-то уютное рабочее, от всех закрытое место.

В моём ларьке было старое примитивное радио. Не включал его, наверное, год. Сегодня из-за плохого сна никак не мог проснуться, в глазах будто был песок, и вместо обычных журналов и газет решил послушать радиоприемник.

По радио вещал какой-то доморощенный философ. В его голосе слышался нездоровый восторг. Создавалось впечатление, что он в состоянии эйфории.

То ли его так возбуждали собственные мысли, то ли какие-то вещества. Наиболее запомнился мне один фрагмент его монолога:

«Однажды, а скорее всего, даже вдруг. Ты ловишь, а скорее даже в тебя вонзается переосмысление. И недолго, в мучениях, в тяжёлых ночных думах, а стрелой вонзается в висок новое видение всего окружающего. Как решение всех проблем, как избавление от всех жизненных вопросов и сброс с плеч всех камней, – понимание полнейшей и истиннейшей постоянной победы жизни над смертью. И не борьбы, не конкуренции, а постоянного, циклического доказательства бессмертия жизни, бессмертия самого великого и единственно-истинного чуда в мире нашего сознания.

Наблюдая за случайно сгорающими в языках пламени костра, сплетёнными в стремлении продолжить свой род насекомыми… За пробивающими все преграды ростками бледно-зелёной зелени, выросшей на чьём-то прахе… За жирной, потной бабой, облизывающей свои пальцы после очередной порции… Ты видишь лишь многочисленные оттенки яркого света жизни, играющего в многогранности нашего мира.

Всё, что ты видишь, становится эмоционально узким, ёмким, единым. Ты видишь царство и царствование жизни во всём. И это прекрасно всегда.

Обрести ощущение всепреемственности царства жизни можно, лишь зародив-подарив-создав новую жизнь».

Мне бы его восторги и видение. Я вижу вокруг один зловонный тлен. Может, он глупец, а может, мудрец, а может, всё дело в том, что он принимает перед своими выступлениями. Как вечно весёлый Патрик со своими ежедневными пробами новых веществ, стимулирующих сознание.

Сменил радиоканал на новостной. В новостях, как всегда, где-то на юге ликвидировали повстанцев, борющихся за независимость и желающих вернуться к заветам предков. Где-то на севере шли демонстрации. Там требовали введения инноваций и внедрения новых технологий во все сферы жизни и, главное, в правительство. Реорганизации на всех фронтах. Так и получается. Где-то тянут в будущее, где-то в прошлое, а в итоге всё стоим в настоящем. И видим хорошую жизнь либо впереди, либо позади, но не здесь.

Время из-за нехватки сна тянулось невероятно долго. Время. Бесформенное бесконечное для самого себя, но конечное для всего остального.

В газете с криминальной сводкой как всегда море крови политики и горя. Душераздирающие истории конца времени для многих людей. Отец вёз сына от бабушки в день его рождения. Дома уже накрыт праздничный стол, развешаны украшения, приглашены гости. И на полпути время у отца с сыном кончилось в искорёженной машине. А через несколько часов, за минуты до прихода гостей, оно кончилось и для оповещённой патрульными матери. Кончилось привязанной к крюку люстры бельевой верёвкой. Когда читаешь такое, хочется, чтобы время можно было повернуть вспять, но нельзя съесть салат, а потом его приготовить.