Из многих отвлечений, которые изобрела наша культура для заполнения пустоты, пожалуй, наиболее распространена идеология, которая говорит нам о том, что мы должны быть счастливы. Но, как мы увидим в следующей главе, погоня за счастьем содержит в себе парадокс.

Потеряв связь с великой историей, которая однажды утоляла жажду наших предков в смысле жизни, мы смогли исследовать с точки зрения психологии существование человека и свести его к простой модели избегания боли и поиска удовольствий. Понятие счастья вытеснило трансцендентные ценности и превратилось в единственную цель, достойную того, чтобы ради нее жить. Счастье стало одним из наиболее почитаемых жизненных целей в современной западной культуре. Это также превратилось в огромный бизнес: если в 2000 году всего пятьдесят книг было опубликовано на эту тему, восемь лет спустя эта цифра достигла почти четырех тысяч[29]. Сегодня пафосные корпорации нанимают «главных специалистов по радости», чтобы помочь работникам в их благополучии. Различная продукция – от газировки до духов – подается как обещание бутилированного счастья.

Даже правительства все чаще обращают на это внимание. «Всемирный доклад о счастье», в котором оценивается, насколько чувствуют себя счастливыми жители 156 стран, был впервые опубликован в 2012 году, и с тех пор ежегодно ожидаются новые отчеты. С 1970 года небольшое королевство Бутан, расположенное в Гималаях, ставит своей целью повышать не валовой национальный продукт, а валовой национальный уровень счастья. Всюду, куда бы вы ни посмотрели – статьи в журналах, книги, рекламные и маркетинговые кампании, научные исследования, – все посвящено этой теме. Можно смело сказать, что сегодняшняя эгалитарная концепция счастья «будь-счастлив-сейчас» превратилась в одержимость, погоня за его достижением превозносится не только как право каждого человека, но и как его личная ответственность.

Образованное от английского слова «hap», что переводится как «удача», «счастливый шанс», понятие «счастье» больше относилось к подарку судьбы, когда удавалось какое-то дело, счастливому случаю, а не к внутреннему состоянию человека[30]. В итальянском, шведском и многих других европейских языках изначально «счастливый» означало «удачливый». Также и в финском слово «onnellisuus» – это однокоренное слову «onnekkuus», что в переводе «быть удачливым». Немцы подарили миру слово Glück, которое до сих пор означает и «счастье», и «шанс». В контексте этих изначальных определений счастье понималось больше как неожиданная удача, которую вы не могли контролировать; это лежало в руках богов, или судьбы, или, как говорил монах в «Кентерберийских историях» Чосера[31], в руках Фортуны: «И вот Фортуны колесо вертИтся вероломно/Из счастья низводя в печаль»[32].

Фортуна, с заглавной буквы Ф, была деянием руки Бога, мистической силы, полностью независимой от действий человека или его эмоционального состояния. Этот акцент на внешних обстоятельствах отражал этап развития культуры, когда людей гораздо меньше нашего интересовали их внутренние чувства[33].

На протяжении семнадцатого и восемнадцатого веков понятие счастья начинает постепенно эволюционировать из внешнего преуспевания во внутреннее чувство или состояние человека