– Эй, невежливо игнорировать своего нового одноклассника, – тетрадка была нагло выдернута из-под моего локтя.

– Пошел прочь! – прошипела в ответ я, отнимая тетрадь обратно.

И застыла. Лицо Глеба были слишком близко. Настолько, что я с лёгкостью могла посчитать количество его длинных ресниц. И взгляд… Ясные глаза цвета неба, что снились мне тяжкими ночами. Сейчас в них не было ни намека на узнавания. Никакой ненависти и предвзятости. Чистый лист.

Я вздрогнула, когда над партой нависла тень, и подняла голову, прогоняя наваждение.

– Держи Глебушка, – Маша, собственной персоной, стояла с вытянутой рукой, в которой была нужная парню пишущая принадлежность.

– Отлично, – без должного энтузиазма Вознесенский принял шариковую ручку, что внешне выглядела довольно дорого. – Но я тут знакомлюсь вообще-то. Слиняй.

– Глеб, ты не узнал в нашей новенькой ту самую что ли? – ехидно возразила блондинка, картинно прикрыв рот изящной ладошкой.

Маша, в отличие от Глеба, внешне едва ли изменилась. Вся та же вылизанная по последнему писку моды кукла с большим количеством кубометров яда, льющимся изо рта. И пусть ее голос звучал сладко, в нем чувствовалось обещание мучительной смерти.

– Ту самую? – натурально удивился Вознесенский, вновь посмотрев на меня.

Сердце замерло, по лбу потекла капелька пота упав на тетрадь и оставив там кляксу.

Понятия не имею, что с памятью Глеба, но это нужно прекращать. Срочно.

– Кира Лаврова. Неприятно снова познакомиться, – выдавила с ненавистью, одарив его острым взглядом.

С лица Вознесенского сошла улыбка, а я, услышав спасительный звонок с урока, подхватила все свои вещи и тут же сорвалась с места.

С того самого момента я вновь обрела негласный статус изгоя. Иначе объяснить общий игнор меня одноклассниками я не могла. Не знаю, рассказал ли Глеб или Маша всему классу о случившемся или мне изначально не удалось им понравиться. В целом мне было не особо важно.

Потому что они оба вели себя как короли мира. Срывали уроки, могли позволить себе лишнего и молча наблюдали за унижением слабых. Маша так ещё и подбадривала хулиганов, все время крутясь возле Вознесенского.

Но был один человек, не поверивший в распускаемые обо мне слухи. Парень из 11б, Селиванов Рома. Мы познакомились с ним в первый же день, когда я села не на ту маршрутку после уроков. Он был единственным, кто подсказал мне оканчательный маршрут автобуса. Там и разговорились, между ходов выяснив, что с одной гимназии.

Он мне понравился. Не как парень, а как человек. И я впервые подумала: а почему бы и нет? Почему бы не попробовать подпустить к себе кого-то ближе, чем обычно. Ведь в новой школе мне точно будет непросто.

И не ошиблась.

Парень с параллели оказался единственным спасительным кругом в обществе змеев и гадюк.

Тогда-то я с удивлением узнала, что Рома тоже был в лагере тем летом полтора года назад. Правда, в "Буревестнике".

– И ты ничего не слышал о Кире Лаврова? – откусив от булочки маленький кусочек, обратилась к парню.

Так уж повелось, что мы с Ромой не любили обедать в столовой, предпочитая отсидеться на одном из подоконников в коридоре с выпечкой наперевес.

– А что я должен был слышать? – удивился парень, взъерошив свои кудрявые волосы цвета вороного крыла. – Я терпеть не могу эти летние лагеря. Все чаще сбегал после ужина да тусовался на пляже.

Вот оно! То самое забытое чувство интриги, что уничтожил во мне Вознесенский.

Я поерзала на месте, нетерпеливо обдумывая услышанное.

Можно тысячу раз говорить, что тебе плевать, но как отрешиться от того, что некогда столь сильно волновало душу?