Да, я любил вышагивать по пустынным улочкам Мирного, наслаждаться тишиной и размышлять о сокровенном. Но не сегодня. Голубоглазый дьяволёнок, что свалился мне на плечи, пробил брешь в титановом куполе.

С появлением этой девчонки дни наполнились хаосом. Мне было велено укротить настоящий торнадо, без малейшего на то желания. Я презирал таких как она – надменных, сумасбродных и лишённых малейшей эмпатии. Но даже в этом омуте уродливых качеств, я нашёл одну, что была мне близка: мы оба жили так, словно каждый день последний.

– Где тебя носило, братец? – спросил Вадик, как только я явился домой. – Тут такое кино крутили… Девки. Груди. И никакого блюра.

Охренеть, как занятно…

Из комнаты доносился аромат печённого теста, сигарет и постиранных тряпок. Скинув кроссовки и куртку, я прошёл в комнату, где расположились друзья. Гера сидел за пыльным компьютером, выискивая что-то на сайтах, а довольный Вадик растянулся по всему дырявому дивану.

– Не припомню, чтобы прописал вас у себя, – выразив недовольство, я плюхнулся в свободное кресло, а затем окатил взглядом комнату, в которой не осталось ни намёка на порядок. Небрежно сдвинутые шторы, крошки на столе и несколько пустых бутылок от «Колы», раскиданных по паласу. – И как вы хрюкать ещё не начали, мудозвоны хреновы?

Сканирующий телевизор Вадик неестественно задрал голову, чтобы получше меня рассмотреть.

– Кое-кто сегодня не в духе? С каких пор тебя бесит наше присутствие?

– С тех пор, как я стал видеть вас чаще, чем собственные ноги.

Обернувшись, Гера удивлённо похлопал глазами, не удосужившись возмутиться в голос. Герасим, а по матушке Артём, всегда отличался крайней молчаливостью, оттого и получил «говорящее» прозвище. Он был самым старшим из нас и самым, как мне казалось, сметливым. Что нельзя было сказать о блондине.

– Мы и есть твои ноги, – радостно добавил Вадик. – А ещё ручищи, голова и прыщи на заднице. Мы – твои друзья. Пора смириться с этим.

– Ты меня просто осчастливил, – бросил я, а затем принялся разглядывать стёсанные на руках костяшки. Запёкшаяся кровь виднелась на пальцах и немного на рукавах.

Недовольно простонав, Вадик оторвался от подушки. Товарищ понял, что дела куда серьёзнее неважного настроения.

– Подрался с кем? – устало поинтересовался он.

– А фамилия твоя Узнакайка?

Придурок на секунду задумался.

– С утра был Орлов.

– Так и лети отсюда, птица.

Было подло выносить свои проблемы на парней, но я ничего не мог с собой поделать. Меня буровило изнутри, прожигало каждую клетку, и всё что мне хотелось, так это побыть в одиночестве.

– Теперь всё ясно, – хмыкнул Орлов. – Снова спасал свою ненаглядную? И в какую передрягу она влипла теперь?

– Не называй её так! – взбунтовался я, но сразу же понял, что прозвучал безмала странно. – Плевать я на неё хотел. Будь моя воля, вообще бы не видел.

– А что тебе мешает послать девчонку к чертям?

– Ты сам всё знаешь.

– Вот только не нужно пасовать на просьбу безутешной матери, которая не может приструнить свою кровную пигалицу, – приподнявшись, он подошёл к комоду и взял рамку с фото. На чёрно-белой карточке улыбались родители. Он сделал это нарочно. – Есть проблемы куда важнее, Янис. Когда же ты это поймёшь? Пора подумать о себе.

Меня будто ударило током. Вскочив с места, я вырвал портрет из его рук и дал себе время, чтобы отдышаться.

– Почему же тогда Вера приняла мои проблемы за свои? Где бы я был, если бы она не взяла меня под крыло? В доме для отбросов? Ты хоть понимаешь, что меня ждало? Понимаешь, дурень?!

И вот снова перед глазами заплясали тёмные пятна. Фантомная игла прошлась по позвоночнику и врезалась в голову. Вот только боль была настоящей. Пошатнувшись, я выронил портрет на пол и повалился вслед за ним.