Давид встал и медленно направился к дому, окруженному высокими липами. Юнас шел за ним по пятам, чтобы ничего не пропустить. Давид говорил тихо, голос был совсем глухой, как во сне.

– Я попал в прихожую с лестницей и прошел через много комнат, но не понимал, где нахожусь. Я знал, в какие двери входить, хотя никогда не был здесь раньше. Я знал, где что стоит, – мебель, вещи, я знал все вокруг, но не понимал, где я. На окнах стояли растения в горшках, и мне казалось, я знаю, что это за цветы, но я не узнавал их. Цветов было много, я шел и шел. Все это время в доме звучала какая-то мелодия, песня, очень необычная и красивая. В углу одной комнаты стояли часы, рядом, на окне, – еще растение. Я остановился перед ним, оно стояло на подоконнике, такое одинокое, с голубыми цветками. И тут часы забили. Я не считал, сколько раз они пробили, но ударов было много. Тогда я увидел, как листья на цветке зашевелились, приподнялись и, словно руки, медленно-медленно потянулись ко мне. И все это время кто-то пел – какая-то девочка, я не видел ее, не знал, где она и кто, я только слышал голос, который звучал непрерывно…

Давид замолчал. Он все еще стоял, подняв руки, как те листья на цветке, о которых он только что рассказывал.

– А потом я проснулся, и все кончилось, – сказал он.

– Мне такое никогда не снится, – задумчиво проговорила Анника. – Интересно, что означает твой сон?

Давид пожал плечами.

– Наверное, ничего особенного… Не знаю.

Вдруг Юнас опрометью кинулся к дому.

– Что он задумал? – удивилась Анника и побежала за ним.

Они нашли Юнаса за кустом у торца дома. Свет нигде не горел, но два окна – на первом и на втором этаже – были открыты. Из темной комнаты наверху доносились шаги.

Юнас, не медля, вскарабкался на яблоню, которая росла возле дома. Анника только успела схватить его за пятку и попыталась стащить с дерева, но осталась стоять с сандалией в руке.

В комнате наверху зажглась лампа. Из окна в сад падал слабый свет. Юнас был уже высоко, он прислонился к стволу, укрывшись за густой веткой.

Давид и Анника, не смея произнести ни слова, притаились за кустом. Они слышали, как Юнас включил магнитофон и шепотом начал свой репортаж:

– Говорит Юнас Берглунд! Я нахожусь на месте происшествия у Селандерского поместья. Условия для записи не очень благоприятные, и я вынужден извиниться за качество звука. Я занял позицию на яблоне, в торце дома, прямо перед открытым окном на втором этаже. Окно внизу тоже открыто. Но здесь, в верхней комнате, только что загорелся мерцающий свет. Кажется, я слышу… минуточку! Я должен ненадолго прерваться, чтобы записать звуки в комнате. Здесь явно что-то происходит! Одну минуту!

Вдруг Давид и Анника заметили движение на дереве: Юнас сделал несколько шагов, наклонился и лег животом на другую ветку. Снизу это выглядело крайне рискованно. Ветка качнулась, и Анника от страха впилась ногтями Давиду в ладонь. Как ужасно, что она ничем не может ему помочь, никак не может вмешаться, сделать хоть что-нибудь! А Юнас тем временем медленно полз по ветке, подтягиваясь со своим микрофоном все ближе к окну. Ветка под ним трещала, но, к счастью, не ломалась.

Но вот, похоже, Юнас записал все, что хотел, и пополз обратно. Анника и Давид ждали, затаив дыхание. Ветка качалась и трещала.

Наконец Юнас занял безопасное положение. Он прислонился к стволу. Снизу было слышно его бормотание:

– Это снова я. Шаги, которые мы слышали, принадлежат пожилой тетеньке… то есть, простите, фру, женщине, даме… она показалась мне знакомой… минутку!

Юнас выключил магнитофон и наклонился к Давиду и Аннике.