Варвара Васильевна поняв, наконец, сомнения молодых активистов, сменила тактику, а гнев на милость. Она выбрала в стаде самого перепуганного комсомольца и обратилась к нему напрямую.

– Иди-ка сюда, миленький, – стала звать Варвара Васильевна. – Как тебя звать, мое солнышко? Иди, что скажу по секрету.

Резкая смена тона нисколько не обрадовала комсомольцев. Несмотря на молодость, они уже прошли школу внутривидовой борьбы и набрались опыта в палатках летних лагерей. Комсомольцы могли управляться с помощью одного языка и обладали недюжинной ягодичной хваткой. Сдвинуть их с места было непросто.

Когда Варвара Васильевна убедилась, что имеет дело не с олухами царя небесного, присланными из города перебирать картошку, а с продвинутыми карьеристами, она поняла, что нужно делать. Варвара сама когда-то прошла тернистым партийно-профсоюзным путем и знала подходы к активу.

Пользуясь опытом, Варвара Васильевна деловым тоном сообщила, что является представителем областного профсоюза работников здравоохранения, что прибыла с целью контроля, но по неосторожности захлопнула дверь и была подвергнута окрашиванию неизвестным составом. В своей речи она упомянула близкое знакомство с несколькими известными в городе фамилиями, не упустив поделиться фактами из своей биографии.

Здесь комсомольцы наконец осознали, что имеют дело вовсе не с потусторонней формой партийной организации, а с представителем местного руководства. Однако двери морозильника были заперты на замок, и пришлось вызывать слесаря, чтобы освободить пленницу.

Вместе со слесарем на место прибыли и «ответственные работники», включая Авдеича, Женьку и студентов-укурков с ключами. Председатель колхоза, быстро поняв последствия отсутствия на субботнике, объявил, что незваные гости находятся на карантинной территории и подлежат немедленной изоляции. Комсомольцев отвели в зал конференций, студенты были посланы к бабе Дусе за самогоном, а обессиленную Варвару Васильевну колхозный шофер отвез в больницу, где ее поместили в ту же палату, откуда ранее воскрес ветеринар.

Тяжелая сырая туча, висевшая несколько дней над полем, ночью осыпалась холодным ливнем. Дождь то затихал, то, словно очнувшись, стучал по карнизу и хлестал в окна. К утру вся туча вытекла и растаяла, дождь прекратился. Над полем, спускаясь к реке, повис туман. Из деревни было не различить, пар ли стоит над водой, или это шальная черемуха опадает белыми лепестками. Где-то за речкой глухо бухнул колокол. На ферме замычала корова. В Новых Оглоблях начался новый день.

Наспех выпив чаю, Женя с Авдеичем поехали в холодильник. Пришло время вывозить комсомольцев обратно в город. Все эти дни активисты «оздоравливались» в карантине. Способность молодых людей поглощать спиртные напитки оказалась выше производственных мощностей бабы Дуси. К этому дню деревня была полностью осушена и перешла в режим «трезвого образа жизни». Это грозило чрезвычайными последствиями на предстоящих майских. Трудящие в лице землепашцев, конюха и деревенского агронома жаждали похмелиться после поминовения усопших в прошедшую Радуницу.

Чтобы не провоцировать конфликт с местным населением, сонных комсомольцев загрузили в открытый кузов старого ГАЗа. Женя вызвался сопровождать активистов до их штаба в городе. В дороге комсомольцев растрясло и проветрило. Молодые люди, словно черви, полезли из кузова, когда машина прибыла на место.

Женя отпустил машину, а сам через площадь отправился в парк. Старый парк на высоком берегу Сожа – украшение Гомеля. Кроме дендрария здесь находится дворец Румянцевых-Паскевичей, собор Петра и Павла и пара черных лебедей в пруду у фонтана.