Отправляясь в храм, навклер мысленно составлял текст сообщения. Писать это сообщение будет храмовый служка. Ведь если передать ему запечатанную табличку, то ее наверняка прочтут, заинтересуются тем, кто отправитель. Могут найти скрытый умысел в письме.

Не скрывая текста, Виал полагал, что сможет уберечься от внимания фрументариев данаев.

Храм Энносигея располагался далеко от порта, что могло показаться странным, если не знать историю города.

В прошлом боги боролись за право царствования в Тритогении. Мерились силами, могуществом, влиянием, всей той ерундой, которой гордились. После осталось только два божества – Энносигей и Тритогения. Кто одержал победу в соревновании, теперь очевидно.

Но Царя черновласого в городе не забыли. Его почитали, боялись, посвящали богатые дары в его храмы. Не для того, чтобы заручиться поддержкой морского владыки, а чтобы он на мгновение забыл об унижении, что постигло его.

Храмы Энносигея были богатыми, величественными, но стояли в стороне от общественных сооружений. Не было их и на акрополе, где теперь царствовала Тритогения.

Зато через служителей этого храма проще всего отправлять послания. И, Виал мог на это рассчитывать, жрецы не особенно лояльны к горожанам, проще смотрят на чужеземцев.

В переулке за высохшим руслом ручья, располагался большой, как всегда приплюснутый храм. Восемь колон в два ряда поддерживали его портик, не имеющий украшений. Стена вокруг священного места была невысокой, но отделяла квартал от храмового строения.

Внутри столпился народ, довольно много людей, очевидно, приезжих. Гирцийцев или других варваров среди них не было, но никто не взглянул на Виала. В своем наряде и с бородой он теперь почти не отличался от даная. Просто сын какого-то далекого племени, может с юга Аретии.

Храмовый служка, сидевший у стола с писчими принадлежностями, поприветствовал гостя и спросил, что ему нужно. Виал не стал скрываться, назвал свое настоящее имя и откуда родом. Казалось, что упоминание о Гирции ничуть не удивило служителя.

Прислужник составил письмо – гирцийским он владел, – взял плату с чужестранца и предупредил, что послание может идти месяц.

– Я знаю, тут ничего срочного, просто отчет о путешествии, – сказал Виал.

Все тридцать медяков ушли. Неприятно чувствовать пустоту в кошельке. Зато теперь карманники не так страшны. Кроме небольшого ножа, да крепкого ремня у Виала не было никаких богатств.

Он решил пройтись по кварталам, стараясь держаться крупных улочек. Рассчитывал встретить собратьев или иных варваров, что могут по пути зайти в Гирцию.

Все чужестранцы будут держаться главных улиц, стараться ходить толпой. На одинокого иноземца поглядывали с любопытством, обменивались недобрыми комментариями. Виал старался не реагировать на слова, притворялся, что не знает языка.

На грязных улочках легко заплутать. Тритогения недавно перестраивалась, но это словно не отразилось на ее планировке. Кривые улочки, перепады высот и дома, ушедшие в грязь.

Лишь храмы сверкали свежей побелкой, отличались яркими красками. Но местами эти украшения отвалились, обнажив кирпичную кладку. Старые храмы есть только на акрополе, а тут уже строили по признанной технологии, что пришла из Гирции – кирпич, цемент, арки.

Колонны возводились из кирпичей, обмазывались веществом, в состав которого входит мраморная крошка. Так из дешевого материала делали видимость дорого. Мрамор не для порта, тут повсеместно строили из кирпича, а верхние этажи из дерева и плетня.

Питейные и харчевни не имели украшений. Порт Тритогении не пытались украшать так, как это делали в Виоренте. Ведь все дела делаются наверху, туда, куда чужестранцам путь заказан. Если их не пригласят в гости богатые горожане.