– Все за стол! Все за стол! – закомандовала Вера Павловна.
Все трое – свекровь, Ритка и мускулистый восточный красавец – как-то странно переглянулись. Будто что-то задумали. На губах Семеновой заиграла загадочная, предвкушающая улыбка. Проходя мимо, Вера Павловна бросила на меня хитрый взгляд, от которого по спине пробежал холодок тревоги. Стало не по себе.
Я ведь просто себя накручиваю, верно?
Ничего страшного на юбилее свекрови случиться не может?
* * *
– Посмотрите, какая хозяюшка! – Вера Павловна взяла в руки миску с салатом, принесенным гадюкой Семеновой, и показала гостям, а потом водрузила его на самое почетное место на столе, в центре. – Маргарита всегда прекрасно готовила. Да, Андрюша? Помнишь, с каким удовольствием ты уминал ее пироги, когда вы встречались?
От наглости свекрови, от ее бесцеремонности я потеряла дар речи. Вера Павловна и раньше была не подарок, но сегодня просто превзошла саму себя.
От ее речи неловко стало всем. Кузины Андрюши начали на меня коситься. Кто-то из мужчин смущенно кашлянул в кулак. Мой супруг притворился ветошью: под взглядами гостей он нервно гонял по тарелке ломтик огурца и перекладывал с места на место столовые приборы.
Зато Семенова лучилась от самодовольства. Вера Павловна посадила ее прямо напротив нас с Андрюшей. Наверное, чтобы этой стерве было интереснее наклоняться, вываливая на стол содержимое своего декольте. Каждый раз, когда я смотрела вперед, в глаза бросались тяжелые белые бидоны в вырезе ее платья. Фу, вульгарщина.
Восточный красавец, который пришел с Семеновой, отчего-то занял место рядом со мной, а не со своей спутницей. Время от времени он улыбался мне белозубой улыбкой. Андрей замечал это и бесился.
Странный вечер. Полный какой-то липкой тревоги.
Салат, к слову, оказался магазинным. Я в этом даже не сомневалась. Своими ручками такую гадость не приготовить. Колбаса и овощи буквально плавали в майонезе, сливаясь в жирную однородную массу не первой свежести. Вера Павловна салатик Семеновой хоть и нахваливала, но сама не ела.
А где мои пирожки, кстати?
На столе я их не наблюдала.
Сначала я хотела аккуратно спросить о них Веру Павловну, но постеснялась. Вместо этого решила сама принести свой гостинец с кухни.
Вот только и на кухне пирожков не было. Поднос стоял на табуретке пустой, полотенце, которым я прикрыла сдобу, валялось на полу смятое.
Растерянная, я заглянула в холодильник, в хлебницу, в кухонные ящики, а потом мою руку направил не иначе как черт. Я потянула на себя дверцу шкафчика под мойкой.
Мои пирожки были там. Лежали в мусорном ведре среди картофельных очистков и яичной скорлупы.
Ошеломленная, я застыла в трансе: как можно надругаться над чужими трудами?
Из этого тупого оцепенения меня вывели шаги за спиной. В кухню вошла Вера Павловна и презрительно хмыкнула, заметив, куда устремлен мой взгляд.
– Почему? – все, что я смогла из себя выдавить.
Мозг отказывался принимать очевидное. Вопреки всякой логике, я цеплялась за призрачную надежду на то, что это ошибка, что мои пирожки, вкусные, пышные, приготовленные с любовью, попали в урну случайно. А если их и выкинул кто-то, то змея Семенова, а не моя свекровь.
– Они были пересолены, – ледяным тоном отрезала Андрюшина мама. – Совершенно несъедобны. Я попробовала. Подавать такое гостям – себя не уважать.
– Они были обалденные!
Я прикрыла глаза, мысленно считая до десяти.
– Что случилось? Что за крики? – заглянул в кухню супруг.
– Твоя истеричная жена обвиняет меня во лжи, – тут же зачастила свекровь. Голос ее дрожал, губы и подбородок тряслись, глаза были на мокром месте – настоящая королева драмы. – Она у тебя просто хамка невоспитанная.