– Бывает иначе?

– Зачастую. Ты умертвил в себе дух, но дух не покинул тебя, ты сомневался – он воскресал. Ты распинал, и он корчился в муках на том кресте. Имя тому измождённому вестнику – совесть. Поэтому я произнёс «но…».

Но ты сможешь жить.

– Я-а-а-а?

Наверное, голова не выдержала сама таких изощрённых пыток, дёрнулась и оторвалась от тела. Я даже поискал её на полу. Раньше тьма хоть и была пугающей реальностью, но реальностью там, снаружи.

Теперь она проникла внутрь меня. Всей своей сутью я ощутил, как её щупальца вползают в меня, оплетают органы и подступают к рассудку.

Как немеет сознание и остаётся тончайшая светлая нить между мной и бельмом, сказавшим «но…» вопреки всему происходящему со мной сейчас. Вопреки врачам! Вопреки смерти!

– Я-а-а-а, – сплевываю кровь, – я-а-а-а… смогу… жить…

– Ты прежний – нет.

– Но…

– Выбирай, ты человек. Вот твоё «но», – мелькнул лист. Белый фон весь был испещрён многоточием и лишь в конце, в самом нижнем правом углу было напечатано «но».

– Как видишь, он уже подписан. Тобою. А вот новый союз, – и снова белый лист, покрытый многоточием, в верхнем левом углу, в самом начале им предшествуют всё те же две буквы.

– Как видишь сам, этот лист без резолюции, но с заглавием.

Теперь я видел сразу два листа.

– Итак, выбирай. На одном твоя воля, на другом… жизнь.

– Человек без воли…

– Человека без воли не может быть. Тебе же сказано: выбирай!

– Я буду рабом?..

– Опять же тобой сказано.

Точки закружились передо мной в хороводе, листы затряслись под их лихим плясом.

То ли хоровод действовал гипнотически, то ли точки расхватали все инструменты – иглы, пилы и гарпуны – из саквояжа палача, но боль отступила.

Одна плясунья подскочила и задорно пыталась подхватить меня и увлечь. Стройной обольстительнице почти удалось, я уже, было, поддался и шагнул на край листа. И тут же страх вернул меня обратно: что там, внизу?.. Я перепутаю листы и выберу не тот!.. Среди мельтешения и сам мельчаешь. И тут как озарение:

– Пусть на всё будет воля твоя, – решительно прошептал губами и поднял лист с новым союзом.

В тот же миг боль ставила меня, исчез палач, точки вернулись туда, где им положено быть. В моём вздохе облегчения, впервые за много месяцев после консилиума, не слышалось обречённости, наоборот.

Тут я заметил, что стою под высокими стрельчатыми сводами, чьи линии граней исчезали где-то в бесконечности и там преобразовывались в свет, который широким водопадом стекал обратно ко мне. Все мои знания пространств, геометрических перспектив вначале возмутились парадоксом наблюдаемого, и тут же согласились с новым опытом, уверовав в реальность происходящего. Блаженствуя под потоками света, не сразу заметил ещё чьё-то присутствие, пока тот не проявил себя движением и тихим голосом, опять прозвучавшим непривычно – его звуки и смыслы рождались внутри меня.

– Предсказание будет исполнено, но прежде…

Луч света припечатал лист.

– Прежде, – явленный перед взором образ, обвёл стены и своды, задерживаясь на украшениях в виде лепнины, сверкающих вензелей и изображений в узорчатых рамах, – предстоит основательная реставрация. Храм в жалком состоянии. Весьма и весьма…

– Да? – недоумевающе следую за взглядом незнакомца, чьи черты мешает разглядеть ослепительное сияние, похожее на то, когда солнце светит прямо в лицо, – а мне показалось… кругом позолота, тончайшая работа, явно, что приложили руку настоящие мастера.

– Храм сей славен другим, что ему земное – преходящее. Итак, приступаем к реставрации?..

Я оглядел богатое убранство, сверкающее всеми цветами драгоценных камней, затем задрал голову, откуда на меня изливался свет, один свет и ничего более…