«Радуйтесь, неблагодарные, вам выпала большая честь, защитить нашу мирную державу, – громко прокричал он, широко раскрывая рот, – получите оружие в руки, бегите и бейте всех на своем пути».

Подъехали три повозки, нагруженные довольно увесистыми толстыми палками, почти неподъемными заморышам, каждому всучили их в руки, и заставили идти в указанном направлении. За ними шагали две-три сотни воинов, готовых в любой момент вступить в бой. Гвардейцы во всю силу легких орали непристойности, и оскорбительные эпитеты в адрес врага, подбадривая себя перед предстоящим боем.

На краю широкой тропы, по которой гнали пленников, Клот заметил яму, и устремился к ней, держа в одной руке дочь, второй ухватил Робина. Она оказалась достаточно глубокой, чтобы скрыть трех человек от постороннего взгляда.

«Уф, – буркнул Клот, – шанс бывает всегда, сложно его обнаружить и воспользоваться, нужно бежать отсюда, когда гвардейцы пройдут мимо». «Я буду наблюдать за ними, и подам знак», – произнесла Астрид, и приподняла голову над краем ямы. На степной поляне шагали гвардейцы, не оглядываясь по сторонам. Когда мимо проследовал последний вооруженный воин, они выскочили из укрытия и побежали в сторону леса, к широкому разлапистому дереву с длинными ветвями, склоняющимися почти к самой земле, образуя нечто, похожее на шалаш, и скрылись в нем.

Клот приподнял тонкий отросток ветки, беглецы увидели бойню. Две тысячи голодных человек с палками, сковали обороняющихся, лишили их свободы маневра, и они стали легкой добычей атакующих гвардейцев. Клот покраснел от гнева, и плюнул в сторону победителей: «Бесчеловечная тактика боя, преступная» – прошептал он и проскрежетал зубами.

– Почему люди из живого щита шли с дубинами – недоумевал Робин, могли просто лежать, так и так убьют.

– Их специально держали в голоде, и издевались, чтобы лишить воли и способности к сопротивлению, а тебе, приятель, лучше было бы пойти в Лигу, там не пропадешь, а здесь тебе будет крышка, как пить дать, – объяснил Клот, и отвернулся, не желая смотреть на территорию, усыпанную телами.

– А ты, куда направишь стопы? – спросил Робин, желая подружиться с достойным человеком этого мира, и не покидать его.

\ – Мой желудок прирос к спине и требует подкрепиться\», – произнес Клот, приподнял ветку, показал синие венчики цветов на длинных стеблях, – местные жители называют их акрами, вкусные питательные корни заготавливают на зиму».

Он выполз наружу, выдернул три корня, очистил от земли. Все с удовольствием хрустели сочными кочерыжками. Питательные корни акра принесли приятное ощущение сытости. Непроизвольно закрылись глаза беглецов, их одолел сон и все проблемы отступили на второй план. Каждый из них подумал, что утро будет мудренее вечера. В шалаше послышался легкий храп.

Лучи солнца сквозь ветви ворвались в шалаш. Беглецы проснулись, похрустели корнями акра, утолили жажду водой из ближайшего ручейка. Клот сообщил, что в Бургундии у него имеются важные дела. Естественно, дочь пойдет вместе с ним, а Робину он показал направление в Лигу.

– Не решай за меня, – возмутился юноша, – я никогда не знал Лиги, Ангории, н Бургундии, и совсем не понимаю, что тут происходит.

– Поймешь со временем, – буркнул Клот.

– Я иду с вами, и все тут, – огрызнулся Робин, – один я заплутаю, и опять попаду в лапы бандитам.

– Добро, – ухмыльнулся Клот. Он был рад решению юноши, они вдвоем стоили небольшого отряда.

Шесть суток они днем ползали в густой траве, запоминали армейские посты, и намечали пути их обхода, и ночью удачно миновали стражу. На седьмой день попали в ловушку. На одной из обходных тропинок, стражники выкопали глубокую яму, поверху забросали ее ветками, и прикрыли травой. Она была почти незаметна днем, а ночью совсем не видна, и беглецы провалились. «Скверно, – сквозь зубы процедил Клот после падения в яму, – теперь спасти жизнь будет сложнее». Они не знали, что Международный Совет осудил Артарию в агрессии, и оккупации Ангории, и направил ей ноту протеста. Голограмма молодой симпатичной девушки, служившей секретарем Международного Совета, доставила ноту протеста, и вручила ее лично Патону, увидевшему опасность лично для себя, и приказал временно прекратить убийства, пока не утихнет международный скандал.