— В прошлые времена такие места назывались публичными домами, — Лена вытирает слёзы. — Я не сразу поняла, что он меня туда продал. Сказал, что там можно отработать долг, но не объяснил каким способом. Думала буду там горшки и полы драить, а меня в первый же вечер таким вещам научили, что я думала умру от стыда.

— Изнасиловали, что ли?

— Нет. Девственность — дорогой товар. Когда нашли на мою охотника, я его покусала. После лучше не вспоминать. Но, как видишь, я всё ещё жива и пломба на месте.

— При чём тут пломба? По зубам били?

Лена усмехается.

— Ещё недавно я тоже спросила бы про зубы. Сейчас в клуб привезут, много нового узнаешь.

— В какой клуб? — меня снова охватывает дрожь.

— Глупых и доверчивых.

Обхватываю колени и судорожно хватаю воздух ртом:

— Но ведь, но ведь… Крепостное право давно отменили.

— А при чём здесь крепостное право? Проституция во все времена процветала. Таблички на перекрёстках, надписи на асфальте: женские имена с телефоном. Думаешь, девчонки сами пишут? Но это дно днищенское. У Авдеева ценник ого-го. Но и дерут там с девочек за эти бабки три шкуры… Мира, ты не представляешь, сколько я повидала и наслушалась за эти дни. Теперь не знаю, как всё это развидеть и забыть.

— Подожди, Лен, что-то важное мелькает в голове. Не пойму что… — Зажмуриваюсь на мгновение, и перед глазами всплывает Никита. Никак он не вяжется у меня с Авдеевым. Да и папин друг требовал меня освободить, а не продать по сходной цене. — Ты ведь с Никитой приехала?

— Приехала, — вздыхает Лена. — Мужик обалденный. За таким — на край света.

— Видишь ли, я из-за него и сбежала. Он купить меня хотел у матери. Села к Юре в машину, а наутро от него узнала, что Никита меня ищет, чтобы забрать себе.

— Дура ты, Мира! Да я бы всё отдала, чтобы такой мужик меня к себе забрал.

— А зачем я ему?

— У него маниакальная мысль: спасти тебя. Из их разговоров с приятелем слышала.

— Но от кого?

— Сначала от мамы спасал, потом от Юры. Уверена, теперь порвётся на лоскуты, но вытащит тебя из этой истории.

— Ты-то его где нашла?

— Это он меня нашёл. Можно сказать, из-под Авдеева вытащил.

— Значит, Юра меня обманывал. Всё это время обманывал. — Боль обиды обжигает нутро посильнее страха за будущее. Когда увидела Юру избитым, поняла, что люблю его. До дрожи. А он оказался обманщиком.

— Это всё, что тебя сейчас расстраивает?

— Больше, чем всё остальное.

— Ты реально дурная.

— Я люблю его.

— Никиту?

— Юру!

— Убила бы его.

— Молю Бога, чтобы он выжил.

За разговорами мы не замечаем времени. Машина останавливается в тёмном дворе, и голос Авдеева возвращает нас к действительности:

— Приехали, барышни!

Инстинктивно прижимаемся плечами друг к другу.

— В этом клубе я не была, — шепчет Лена.

— Их несколько, что ли?

— Я знаю про три.

Крышка багажника медленно ползёт вверх. Бугаи бесцеремонно выдёргивают нас из машины, как кули с мукой.

— Белобрысую ко мне, а кудряху на осмотр. Доктор сейчас подойдёт.

Нас проводят, скрутив руки за спиной, через тёмный двор. Какой доктор? Зачем? Кляну себя за глупость. И по-прежнему молю Бога спасти Юру.

***

Никита

Ливанул дождь, и нам пришлось укрыться в доме. Тормозим из-за Шакала. Он совсем плох. Бросить его умирать совесть не позволяет. Да и без помощи этого человека нам девчонок не найти. Вряд ли Авдеев отважится пустить их тут же в дело. Скорее, запрячет куда подальше. В голове туман — наваляли мне крепко.

Макс втаскивает Шакала на плече в спальню и сгружает на кровать.

— Ему бы в больничку. Но я сейчас приведу его в чувство! — Макс хрустит стеклянными головками ампул, ловко набирая лекарства в шприцы.