Но девчонка почему-то не откликнулась на эту фантазию. Ментальный импульс прошел сквозь нее незамеченным.
Стикс открыл глаза и резко выпрямился. Такое на его памяти случилось впервые.
Возбуждение исчезло так же внезапно, как и нахлынуло. Вместо него появилось любопытство.
Значит, его загадочная гостья не поддается внушению? А это уже интересно.
Малышка, которую он мысленно окрестил Пташкой, по-спартански быстро вытерлась, завязала халат и протопала в спальню. Там с недовольным видом покрутила в руках ночную сорочку, небрежно швырнула ее в кресло и влезла в свою футболку. Повздыхала, думая о чем-то своем, и достала телефон. Простенькую старую «нокиа».
Стикс думал, таких уже не существует, а поди ж ты, кто-то ими еще пользуется. Он увеличил громкость.
Она звонила мужчине. Стикс ощутил его за миг до того, как неведомый абонент ответил на трель телефона. И, судя по ее тону, это был не случайный приятель. Больше того, в глазах девчонки застыла тоска. Та самая, с которой собака смотрит вслед уходящему хозяину.
Эта мысль разозлила его.
– Джино! – процедил, нажимая кнопку селектора. – Отследи звонок моей гостьи. Сообщишь, как только выяснишь что-то.
– Понял, нувэр. Будет сделано.
И в этот момент от девчонки пришел тяжелый, удушающий комок эмоций. Ревность, обида, страдание…
Кем бы ни был тот, с кем она говорила, он имел для нее особенное значение. Больше того: она сохла по нему не один год…
Зуд в кончиках пальцев заставил Стикса опустить взгляд на руки. Он давно снял перчатки, а сейчас на его глазах ногти налились глянцевой чернотой, вытянулись и загнулись, превращаясь в звериные когти. Сквозь кожу на пальцах проступила колючая шерсть.
Зверь напомнил о себе. Напомнил, что времени не осталось. Что счет идет уже не на месяцы, а на дни, и скоро пойдет на минуты.
Привычная боль заставила Стикса упереться ладонями в стол, выгнуть спину. Исказила его лицо. Судорогой прошлась по сильному телу.
Под кожей тенганарца вздулись толстые вены.
Он почти привык к этой боли, почти смирился. Но сейчас что-то заставило сопротивляться.
Зарычав, он смел со стола папки с бумагами и мраморный письменный прибор. Тот загрохотал по полу, оставляя вмятины в дорогом паркете.
Усилием воли Стикс загнал Зверя внутрь. И упал, обессиленный, в кресло.
Из груди тенганарца вырвался хриплый вой.
В этот раз удалось. Но чем темнее ночь, тем сильнее Зверь. Еще пара часов – и придется выпустить его на свободу.
Пока лишь на время.
Но с каждым днем время Зверя становится все длиннее.
***
Айна оставила гореть ночник у кровати, но заснуть в чужом доме оказалось непросто.
Она то ворочалась, охваченная тревожными мыслями, то замирала, нервно вслушиваясь в тишину.
Хотя тишиной это можно было назвать лишь относительно. Из глубины дома доносились разные звуки. На нижнем этаже прямо под ее комнатой кто-то ходил. Она слышала то поскрипывание половиц под тяжелыми шагами, то неразборчивый голос, то глухой размеренный стук.
А может, все это было плодом ее разгулявшегося воображения.
Несколько раз она вскакивала с кровати, опускалась на пол и, прижавшись к нему ухом, пыталась разобрать слова. Но это мало походило на человеческую речь. Скорее, на рычание какого-то зверя. Фантазия рисовала что-то темное, неопределенных очертаний, но обязательно с клыками и когтями.
В комнате было довольно тепло, но с кожи девушки не сходили мурашки, а где-то внутри ледяной глыбой свернулся страх.
Зря она вошла в этот дом. Ох, зря. Чует сердце – не кончится это добром. Элохимы не добрые самаритяне, что дают приют юным девушкам из лучших побуждений. И если нувэр Хассель приютил ее, обогрел и даже собирался нести на руках, значит, у него есть на это причина. Какая – она даже знать не хочет!