Когда я спросил ее про Александра Грубенко, Катя резко обрубила разговор – она не хотела о нем говорить. Джош меня просто не понял, только махал руками, как обычно.

Зато Ли, к моему удивлению, хотя и не смогла мне помочь с ходу, пообещала уточнить у остальных – у тех, кто был за пределами учебного центра и к кому меня пока что не допускали.

* * *

Гроб жил в «красной» зоне. Зеленая зона – учебные корпуса, автоклавы, лаборатории. Синяя зона – жилые корпуса, парки, заводы, стартовые площадки для ракет. Желтая зона – буферная между дикой природой и ареалом обитания мизерного пока человечества, контролируемая со спутников и роботами.

Красная зона – вся остальная планета, за исключением нескольких автоматизированных шахт и фабрик, хаотично раскиданных по Земле.

– Он совершил какое-то преступление в Блокчейне, – радостно рассказывала мне Ли. Она все и всегда делала с улыбкой, думаю, что, если ее начнут рвать на части крокодилы, она обязательно с восторгом будет им сопротивляться. Впрочем, едва подумав это, я тут же устыдился – Ли очень мне помогала. – У него хижина на востоке острова. Он там живет с дочерью и двумя роботами. У него настоящая маленькая дочка! Хотя автоклавы не делают людей моложе шестнадцати и старше двадцати одного!

Это понятно, Саша Грубенко был не из тех, кто соблюдает правила. В какой-то степени это относилось ко всем олдам, но именно Гроб выделялся даже на их фоне.

Четыреста лет назад Земля окончательно сдалась – жить на ней стало невозможно. Большая часть выжившего человечества отправилась к звездам, искать новые рубежи. Меньшая часть осталась на орбите. Именно они, эта меньшая часть, несколько десятков слишком старых, больных или трусливых людей, перенесли свое сознание в виртуальность и стали создателями моего человечества – майнеров.

Они стали нашими богами, теми, кого мы со страхом, почтением и в то же время пренебрежением называем олдами.

Гроб был в их числе. Он остался на орбите из-за неизлечимо больной восьмилетней дочери. Потом дочь выросла в виртуальности, изменила свой код, стала одной из основательниц первого Блокчейна.

Она стала моей Аленкой.

Гроб же, видимо, ждал, что она навсегда останется той восьмилетней девочкой, и его моя Алена ну совсем никак не устраивала.

И поэтому, когда появился шанс вернуться на Землю, он убил мою Алену – вместе со мной, так как я бы вряд ли смирился со смертью любимой, – и воскресил свою Алену восьмилетней из хранившегося у него бэкапа – древней четырехсотлетней копии.

При этом он нарушил несколько законов и стал парией не только для Блокчейна, из которого сбежал, но и даже для своих, олдов, которые после этого постарались полностью обрубить все контакты с ним.

– Мне надо попасть к нему, – сказал я просто.

– Это невозможно! – радостно сообщила мне Ли. – Но я скажу твоим кураторам, чтобы они следили за тобой!

* * *

Жизнерадостная и недалекая Ли не успела никому ничего сообщить: она собиралась сделать это вечером, в конце смены, о чем сразу известила меня, а я сбежал после обеда, натолкав в карманы комбинезона сырных лепешек и яблок.

Стены, ограждающие зеленую зону, были, скорее, намеком в виде ряда столбов. Между синей и желтой зонами стен не было вообще, а вот за пределы желтой меня пытался не выпустить робот, трехметровая конструкция на гусеничном шасси, которая упорно бормотала «проход закрыт, опасная зона, прошу вернуться», пока я ломился вперед.

В конце концов робот остался позади, видимо, закончилась зона, в рамках которой он мог находиться, а я задумался: что мешало олдам впихнуть в эту конструкцию из титана и стали разум искина, который по разумности мало чем уступает майнеру или олду – разве что не умеет принимать сложные этические решения?