Я на всякий случай отошла от него еще немного дальше, а после и вовсе спряталась за Ульви.

Странный этот дядя какой-то. Не в себе, что ли?

— Похоже, кто-то хорошо принял на грудь, — шепнул брат так, чтобы услышала только я. — Ничего, протрезвеет и извинится за такие выкрутасы.

— У тебя все хорошо, Сэтт? — Папа отступил от этого безумца на шаг. — Ты уж прости, столько лет не виделись, но… Не болен? Здоров?
Мне хотелось подленько хихикнуть, но я удержалась и приняла серьезный вид.

— Да, здоров... — Дядя запустил руку в волосы и, сжав кулак, слегка их дернул. — Конечно, здоров! Чего мне хворать? А теперь вообще счастлив! Что же я раньше тебя не приглашал? Что же сам к тебе не ездил? Ну, как так могло получиться? А ведь порывался, столько раз думал написать. Все же сыновья дружили наши…

— Никогда не дружили, — шепнул Ульви. — Так... Общались, потому как родня. Чего он придумывает? Точно пьян!

Я хмыкнула и покосилась на маман. Она принюхивалась, видимо, ее голову посетили те же мысли, что и сына. Женщина она опытная, сразу понимает, что к чему.

— Ой, как я вам рад, Захарий! — распинался чрезмерно радушный родственничек. — Да вы у меня теперь самые желанные гости! Все для вас...

— Э, как его прет-то! — не унимался брат. — Слышишь, Айла, так ты еще ни на кого не действовала. Раз взглянул и все к нашим ногам. Может, ты это... его избранная?

Ульви зашипел со смеху как змей. Оскалившись, я одарила его таким взглядом, что статую бы проняло. Но братец-то не статуя, он продолжал откровенно гоготать с меня.

— Я тебе припомню! — рявкнула я вполголоса. — И я видела, чем ты занимался за каретой. Все изыму и маме наябедничаю.

— Ну, так если я прав, то жениха мы тебе уже нашли, выходит, я свободен.

— Ульви, даже не шути так...

В этот момент во дворе заржали лошади. Наша карета тронулась и покатилась по дорожке. Слуги подняли чемоданы и, краснея от натуги, потащили их к дому. Все! Можно было заселяться. Хлопнув Ульви по шее, стряхнула мертвого комара и покосилась на родителей.

Как бы им намекнуть, что пора бы уже в тепло ближе к еде.

— А Хэил твой прибыл? Так давно его не видел...

Пока мы с Ульви зубоскалили, отец принялся расспрашивать братца за жизнь да за семью. Они вообще словно не замечали ни назойливых насекомых — я шарахнула себя по плечу — ни того, что темнеет и холодает.

— Прибыл, Захарий, — дядюшка тяжело вздохнул. — Вот буквально с вами одновременно. Злой! Как увидел сборище, так наверх. Ни "здравствуйте" никому, ни "как здоровье". Он с каждым годом все отдаляется от меня. Замкнутый, черствый, раздражительный.

— Так ты правда не сказал ему по поводу чего праздник? — вмешалась мама, отмахиваясь от пищащей кусающей нечисти, которой становилось все больше.

— Нет, — дядя поджал губы и зыркнул почему-то на меня. — Он как узнал по поводу чего слет гостей, так и посоветовал мне самому жениться.

— Не оценил?! — хмыкнула мама. — Ну, тут у нас схожие проблемы.

И она почему-то тоже покосилась на меня! Как будто здесь на крыльце и женить больше некого. Шумно втянув воздух через нос, я надулась и сложила руки на груди.

— Нет, Халима, не оценил. Но теперь-то он не отвертится. — Дядя продолжал открыто пялиться на меня не мигая. — Теперь все! Можно жить спокойно. Дышать полной грудью и наконец уснуть крепким сном. Камень с души упал. Будут в этом доме наследники!

— Конец тебе, — склонившись, прошептал Ульви. — Беги, Айла, беги... Кажись, дядя глаз на тебя положил.

Обернувшись, я, прищурившись, проводила взглядом свернувшую за угол карету.

Братец гоготнул. Схватив этого злыдня за руку, резво снова спряталась за его спину. Крепко так обхватила за талию и, встав на цыпочки, почти дотянулась до уха этого чешуйчатого весельчака.