— Подожди. Что бы ты ни сказал, от ребенка я не избавлюсь.

Машинально кладу руку на живот в защитном жесте, про себя качаю головой. И угораздило же меня так вляпаться.

— А с чего ты взяла, что речь пойдет именно об этом? ― его красивой формы губы, изгибаются в кривой улыбке. Губы, которые когда-то так любила целовать, которые уже давно принадлежат чужой женщине. И почему мы не разошлись раньше? Почему я так долго терпела? Зачем? Сама до конца так и не поняла. Наверное, хотела сохранить призрачное подобие семьи. Досохранялась.

Тихонько вздыхаю.

— А это не так?

Очередной тонкий лучик загоревшейся надежды, что у этого ребенка будет отец, погас с тихим мужским смешком, показавшимся издевательским и обидным. Но внешне, насколько мне неприятна его реакция, я не показала. Гордость взыграла. Впрочем, не только гордость. Я не желала выглядеть в глазах уже стопроцентно бывшего супруга никчемной тряпкой. Тем более, когда я теперь не одна. Вряд ли моему ребенку пришлись по душе слезы матери. Ни к чему ему это, и без того нервотрепок хватает.

Да и, честно признаться, не только он давно не любил. Не только он. И это сильно утешало, примиряло, так скажем, с судьбой.

— Я бы мог сейчас соврать, придумать что-нибудь, но не буду. Я устал, Ева, поэтому обойдемся без лжи.

Мысленно расхохоталась. Он устал. А я? А мне было… плевать. Псевдо-дракон. Замена тому, настоящему. Забыто-незабытому безумию. Наваждению. Помешательству.

Как же я давно тебя не вспоминала, дракон. Так почему сейчас? Нет. Уходи… Прочь из моих мыслей. Не до тебя.

Сверху вниз взглянула на Оскара Дэвиса, статного высокого мужчину в деловом костюме, с дорогими часами на запястье. Уложенные набок с помощью геля короткие черные волосы, гладко выбритый овальный подбородок с ямочкой. Такой похожий на него… А у него, насколько я помнила, ямочки не было, и именно из-за нее, проклятой, чтобы окончательно не сойти с ума, я и заставила себя полюбить Оскара. И ведь мне казалось, что действительно полюбила. Особенно ― его умные темно-серые глаза с притаившимися на дне хитринками. Сейчас хитринки погасли, дымчатые омуты отражали не трогающий меня холод и равнодушие.

— Обойдемся без лжи, — эхом повторила.

— Именно. Так вот, Ева, ребенок мне не нужен. Ни с тобой, ни без тебя, — по венам будто наждачкой прошлись. Черт. А все-таки немножечко больно. — Аборт – лучшее, что я могу тебе предложить. Точнее, деньги на него. Ты все еще молода. Красива. И далеко не дура. Ты можешь встретить другого мужчину, но с ребенком вряд ли будешь кому-то нужна. Избавься от довеска и живи новой жизнью.

Довеска, значит...

Дерьмо.

— Тебе самому не противно говорить такие слова? — разглядывая идеальный маникюр, тяну без всяких эмоций.

— Мои слова – всего лишь забота о тебе, Ева. Сама понимаешь, ответственность всегда ложилась на плечи матери этого ребенка.

«Чокнуться, какой заботливый мужчина, не правда ли?» — мысленно усмехаюсь, а вслух со злой иронией вопрошаю:

— А ты и рад, что родился с бубенцами, не так ли?

— Ну… Не могу этого отрицать. Вот что. Раз мы так заговорили, начистоту: Ева, ты никогда не была глупой девочкой, смею надеяться, и сейчас глупить не станешь. Я давно собирался серьезно с тобой поговорить. И раз уж пошел разговор, пора расставить все точки по местам.

М-м-м, как мило. Раз собирался, что же не поговорил…

— У тебя другая, — уверенно говорю ему.

Черные брови удивленно взлетают вверх:

— Как ты узнала? Давно в курсе?

— А я и не знала, — на этот раз смеюсь я. Весело, солнечно, из-за чего мужчине, сидящему напротив меня, становится не по себе. — Только предполагала. Многое говорило об этом.