Эшленд сложил руки на груди, спрятав пустую манжету и наслаждаясь тем, как давит на обрубок другая рука. У Гримсби голос негромкий, чуть хрипловатый, причем почти намеренно, словно он пытается компенсировать юный возраст искусственной звучностью. Решимость, терпение, ум. Этот парень ничем не походит на прежних учителей, увольнявшихся через два дня, неделю, три недели, сытых по горло искрометно ярким умом Фредди и непрерывным воем ветра среди унылого ландшафта.

Отсюда возникает вопрос: почему Олимпия отправил Гримсби в Эшленд-Эбби, а не использует юношу сам?

В конце концов Олимпия никогда и ничего не делает просто так.

Эшленд внезапно встал.

– Благодарю, мистер Гримсби, – сказал он. – Оставляю вас обоих в покое.

Он вышел из комнаты и спустился по лестнице вниз, в свой личный кабинет. До рискованного вечернего предприятия ему необходимо переделать много дел по имению.

Ко второй половине дня неугомонный Фредди начал рваться из стен классной комнаты на волю, и Эмили, уцепившись за эту возможность, предложила передышку и прогулку на свежем воздухе. Послали на конюшню, и очень скоро они уже рысью выезжали со двора, закутавшись от холода в куртки и надев шерстяные шапки.

– А вы хорошо ездите верхом, – потрясенно заметил Фредди.

– Разумеется, я хорошо езжу верхом. Я всю свою жизнь почти ежедневно ездил верхом. – Говоря это, Эмили даже головой не качнула, но на самом деле ее согрели слова Фредди. Чистая правда, она начала ездить верхом почти тогда же, когда научилась ходить, но вот ездить в мужском седле ей довелось в течение всего лишь двух подготовительных недель в дальнем поместье герцога Олимпии в Девоне. Даже сейчас кожа седла слегка натирала внутреннюю поверхность бедер, но Эмили все равно нравилось, как интимно двигается между ног тело лошади. Так она чувствовала себя ближе к животному, словно связанная узами с его сознанием.

– Ну, это здорово, – сказал Фредди и показал хлыстом на колышущуюся вокруг траву. – Если не выбираться в город, то, кроме верховой езды, тут и заняться нечем.

– А где город?

Фредди показал.

– Около четырех миль в том направлении. Через какое-то время выезжаешь на дорогу. Сначала будет «Наковальня», которую вы, конечно, уже знаете, затем железнодорожная станция, тоже вам уже известная, а уж потом собственно город. – Он вздохнул. – Впрочем, ничего особенного в нем нет. Скучная фабрика, где делают посуду, и нет даже недовольных рабочих, чтобы слегка взбодриться, поскольку отец купил ее лет десять назад. Все так довольны жизнью, что можно подумать, будто они распыляют опиум по фабричным помещениям.

– И это все? Только фабрика?

– Нет-нет. Вы наверняка слышали про «Эшленд-спа-отель». Нет? Чертовски хорошие горячие источники, и отец превратил их в настоящий курорт примерно в миле от города. Есть еще магазины, кузница и всякое такое. Обыватели бродят туда-сюда, как овцы. – Фредди зевнул в рукав. Гнедой жеребец от удивления чуть дернулся. – И конечно же, нет ни одной симпатичной девчонки. Наверное, во всем виноват ветер.

«Эшленд-спа». Приличный отель примерно в миле от города.

Над головой собирались тучи, одна чернее другой. Эмили взглянула на небо, затем на побитую траву под ногами лошади.

– Вы не против съездить туда? Признаюсь честно, мне очень любопытно.

– А! Изучаем территорию для будущих вылазок на выходные, точно?

– Что-то вроде этого. – Эмили изо всех сил старалась, чтобы голос не дрогнул.

– Ну так вперед! – Фредди повернул своего гнедого влево.

Он говорил правду. Город оказался ничем не примечательным, обычная английская деревня, ставшая фабричным городишком, – в самом центре скопление старых домишек, наполовину бревенчатых, а дальше ровные ряды одинаковых домов для рабочих с хорошо ухоженными садиками размером приблизительно с носовой платок. Первые капли дождя брызнули на щеку Эмили, когда они въезжали в пригород. Фредди перешел на шаг и посмотрел на небо.