. Когнитивные постпозитивисты не столь ортодоксальны в этом отношении и некоторые из них, в частности Поппер, декларируют себя защитниками особого эпистемологического статуса науки. Но дело не в декларациях и самоопределениях, а в аргументации, она же объективно ставит Поппера и его ученика Лакатоса в число релятивизаторов. Так, Поппер полагает, что наука все же отличается от не науки (псевдонауки) тем, что ее гипотезы обязаны быть «фальсифицируемы» [5]. Это, безусловно, верно и гипотезы типа: «море волнуется, потому что Нептун сердится», не проверяемые в принципе, не научны. Однако это нисколько не спасает особый эпистемологический статус науки, поскольку всегда и по любому поводу можно насочинять бесконечное количество гипотез, даже не претендующих на приближение к истине, но вполне «фальсифицируемых». Процедура выдвижения подобных гипотез с последующей их «фальсификацией» не ведет к истине и не может служить методом обоснования и, таким образом, критерий Поппера не отделяет науку от не науки.

Далее Поппер (за ним другие фоллибилисты) утверждает, что хоть наука и не дает истины (принципиально погрешима) и не дает обоснования (надежного и неизменного) для своих теорий, но отличается от не науки все же тем, что делает обоснованный выбор между теориями на предмет их большей близости к истине: «Я говорю о предпочтительности теории, имея в виду, что эта теория составляет большее приближение к истине и что у нас есть основания так считать или предполагать» [6].

Что касается этих самых оснований выбора, то вот что пишет по этому поводу Лакатос:

«Попперианский критический фоллибелизм принимает бесконечный регресс в доказательстве и определении со всей серьезностью, не питает иллюзий относительно «остановки» этих регрессов… При таком подходе основание знания отсутствует как вверху, так и внизу теории…

Попперианская теория может быть только предположительной… Мы никогда не знаем, мы только догадываемся. Мы можем однако обращать наши догадки в объекты критики, критиковать и совершенствовать их… Неутомимый скептик, однако, снова спросит: «Откуда вы знаете, что вы улучшаете свои догадки?» Но теперь ответ прост: «Я догадываюсь». Нет ничего плохого в бесконечном регрессе догадок» [7].

То есть все основания предпочтительности одной теории перед другой оказались на поверку не более чем догадками. Что в этом плохого, думаю, не требует пояснений. Таким образом, существенно посодействовав релятивизации науки, фоллибилисты (когнитивные постпозитивисты) нисколько не защитили особый эпистемологический статус науки. А что касается наличия у науки единого метода обоснования, то Лакатос прямым текстом отрицал его, выдвинув свою теорию обосновательных слоев, меняющихся со сменой научной парадигмы. Таким образом, вопрос о наличии у науки единого и неизменяемого метода обоснования остается до сих пор открытым.

Автор показал, что наука (естественная), несмотря на то, что она меняет понятия и выводы при смене одной фундаментальной теории на другую (Ньютон – Эйнштейн) и даже обязана это делать в таких случаях, все же сохраняет при этом единый метод обоснования [8], [9]. При этом новые понятия относятся к одноименным предыдущим (относительное время Эйнштейна к абсолютному времени Ньютона и т. п.), как последовательные аппроксимации одной и той же онтологической сущности. Аналогичным образом относятся между собой и соответствующие выводы сменяющих друг друга фундаментальных теорий. С действительностью выводы теории, обоснованной по правилам единого метода обоснования, совпадают гарантировано, но лишь с заданной точностью и вероятностью и лишь при условии применения теории в области ее применимости. (У новой теории эта область шире, чем у предыдущей). Все это относится только к теориям, обоснованным по правилам единого метода обоснования. Если эти правила не выполняются, то никакой гарантии надежности выводов (предсказаний) такой теории ни в какой области мы дать не можем, даже если существующим на сегодня опытным данным она прекрасно соответствует.