– Приехали? – немного заикаясь прошептала она, а потом, оглянувшись, добавила: – Спасибо, вот это я задумалась.

– Вик, ты это…справишься? – Стасу было неловко оставлять ее одну, но остаться он никак не мог, даже если бы попросила. – Может, подружку какую позовешь? И давай завтра отгул, ладно?

– Спасибо, что подвез, я справлюсь, – грустно усмехнулась Вика и приложив ключ, скрылась за дверью.

А Стас еще минуту постоял, глядя на темные окна, гадая, за каким из них прячется Вика, а потом, выбросив в окурок, уехал.

Виктория закрыла дверь, привалилась к ней лбом и крепко зажмурилась. Очень хотелось вот прямо сейчас проснуться, понять, что все это было кошмарным сновидением, подойти к плите и продолжить готовить Максиму ужин. Ждать его, как ни в чем не бывало. И не думать о том, что он сейчас там, в реанимации, куда Вике не хватило духу зайти, борется за жизнь.

Она прошла на кухню, осмотрелась. На плите стоял недоваренный суп, на столе лежали частично порезанные овощи, большая салатная чаша сиротливо стояла посреди обеденного стола. Все это должно было стать праздничным ужином, который Максим не попробует, возможно, никогда. Вика посмотрела на весь этот бардак, открыла холодильник и достала бутылку красного вина, которое так прекрасно подходит к мясу, которое она, к слову, успела пожарить. Сначала Вика искала штопор. Долго, тщательно перебирая ящики, но его, как назло нигде не было, потом никак не могла достать пробку, злилась, ругалась на себя, на Макса, который поперся хрен знает куда, и кляла чертовых производителей вина, так плотно вставляющих пробки. Вика сделала пару больших глотков прямо из горла, не чувствуя ни фруктовых ноток, ни аромата пряных трав, лишь только горечь. Она обтерла рукой губы, осмотрелась вокруг и пошла в комнату. Завтра, она разберется с этим никому не нужным ужином завтра.

А потом она, всхлипывая и путая слова, звонила сыну. Пусть пишет рапорт, или как это у них в военном называется, и едет сюда. Так, с телефоном в руке, Вика и отрубилась.

На следующий день проснулась Виктория ближе к обеду с больной головой. Привычно провела ладонью по пустой половине кровати и, сжав простынь в кулак, тихонько завыла.

События прошлого дня постепенно всплывали в памяти, заставляя ежиться, словно от холода. Она свернулась калачиком, уткнулась носом в подушку и дышала, воскрешая в мыслях образ мужа. Как он сладко потягивался по утрам, сгребал в объятия, горячий ото сна, взъерошенный и милый. Мурчал что-то нежное ей на ухо, а потом они неторопливо занимались любовью.

Вика всхлипнула раз, другой, мираж рассеялся, и промозглая реальность показала шипы: попал в аварию, и теперь он там, на грани, и, возможно, больше никогда не вернется в эту постель.

Оршанская посмотрела на часы и ахнула: опоздала. Впервые проспала на работу. Попыталась встать, как тут же голова отозвалась болью. И слова Бронникова вспомнились довольно кстати – Вике дают три дня отгула. Да только на черта они нужны ей, когда Максим там?

Превозмогая боль, Виктория все же оторвала голову от подушки и с трудом приняла вертикальное положение. Комната перед глазами крутилась, а пол уходил из-под ног. Надо было съесть хоть что-нибудь. Питьевой йогурт, крепкий кофе и пара галет – не самый полезный завтрак, но думать о еде совершенно не получалось. Вика убрала суп в холодильник, собрала овощи в пакет и отправила их вслед за супом, затем вернулась в комнату и распахнула створки шкафа. Обычно она очень придирчиво выбирала, что надеть, но тут был совсем не тот случай, и Вика, схватив первую попавшуюся рубашку и брюки, быстро вызвала такси.