Я не чувствую сострадания, но и не могу сказать, что мне все равно. Не понимаю. Она всхлипывает. Делаю шаг назад. Мне некомфортно. Внутри меня что-то не так. Не нравится, неприятно, поэтому ухожу к себе и закрываю дверь, чтобы не слышать.

Утром на ее лице никаких следов от слез. Начинаю думать, что мне показалось, и злюсь. На нее. За этот обман. Она опять не завтракает, но забирает из холодильника какой-то сверток. Может, бутерброды на перекус. Не знаю. Мне нет до этого никакого дела. У меня сегодня еще куча дел, которые нужно успеть сделать до вылета, поэтому тут же выбрасываю занозу из головы.

– Ну, что, нашел общий язык с племянницей? – спрашивает Успенский, зайдя ко мне с утра.

– У нас нейтралитет.

– М? – удивляется он.

– Она не трогает меня. Я не трогаю ее. Все четко и предельно понятно, – торопливо подписываю документы.

– А как ей школа?

– Без понятия. У нее нет другого выхода, как ходить в нее.

– Ты даже не интересуешься?

– Мне неинтересно.

– Климов, ты в своем уме?

– Что? – поднимаю на него глаза. – Я и не подписывался интересоваться ее делами. Достаточно того, что я оплачиваю все ее нужды. Все, на этом мои обязанности заканчиваются. Тем более, что она уже достаточно взрослая.

– Не перестаю поражаться твоей… натуре, Климов. Девочка одна в новом городе, в новой школе. И тебе нет никакого дела до того, каково ей?

Вспоминаю ее вечерний плач. Нет, мне показалось. Такие, как она не плачут.

– Все у нее нормально.

– Откуда такая уверенность? – не успокаивается он.

– Ну, она же еще не сбежала, – ухмыляюсь.

Успенский молча вздыхает. Я передаю ему дела и отправляюсь в аэропорт. Два дня свободы и одиночества. Надо почаще куда-нибудь выбираться.

В Питере льет дождь и промозглый ветер. Пробка. В такси приторный запах ванили. Хочется открыть настежь все окна. Водитель часто отвечает на телефон и громко смеется. На виски начинает давить. Скорее бы оказаться в номере отеля и смыть себя запах самолета и этого таксиста.

В гостинице на ресепшне какая-то суматоха. Дама в длинном плаще спорит с администратором. Той хочется послать ее – это явно читается в глазах молодой девушки. Но она обязана быть вежливой со всеми клиентами. Поэтому хочется сделать это вместо нее.

– Я Вам уже говорила, что этот номер занят. Мы можем предложить Вам другой.

– Я не понимаю, как так может быть! Я вообще первый раз сталкиваюсь с такой некомпетентностью, – возмущается дама. – Я бронировала номер заранее.

Я понимаю, что это надолго. Но Я. ХОЧУ. В СВОЙ. НОМЕР.

– Можно мне ключи? – прошу администратора.

– Почему Вы лезете через мою голову? – разворачивается ко мне разъяренная клиентка.

– Для Вас здесь все равно нет номеров, как я понимаю, – произношу спокойно, глядя ей в глаза.

Подаю администратору документы. Дама аж багровеет от возмущения. Чувствую, как ее начинает разрывать изнутри, и молча отворачиваюсь.

– Хам! – летит в спину.

Да. А еще сволочь.

Наконец, получаю вожделенный ключ и ухожу к лифту. Дама снова начинает осаду на администратора.

Все два дня город утопает в воде. Ни единой надежды на солнце или хотя бы короткий перерыв между дождями. Я кутаюсь в куртку, но сырой ветер все равно пробирается под нее. Горячая ванна расслабляет. Сегодня не хочется ужинать в ресторане, поэтому заказываю в номер. Ловлю себя на мысли о девчонке. Как она там? Нет, меня не интересует она сама. Мне важно знать, что с квартирой. Не уверен, что эта заноза не приведет туда своих друзей. Перед глазами тут же встает картина разгромленной после пьянки гостиной. Дергаю головой, прогоняя наваждение, но ночью спится плохо.