Среди всего этого ужаса и безумия, я пыталась найти хотя бы одну крошечную точку просвета. Но ничего кроме пустой темноты внутри себя я на данный момент не ощущала. Мой мозг по-прежнему концентрировал всё внимание на происходящем, поразительно ловко удерживая на расстоянии от той боли, что голодным волком, ожидала за пределами резиденции свою добычу.

Неожиданно тишину комнаты нарушил сигнал телефона, что принадлежал Счетоводу. Он снял очки и тут же поторопился ответить на звонок, устало массируя прикрытые веки. Разговор оказался коротким и не требующим никаких ответов.

— Идемте, — обратился ко мне мужчина, возвращая очки обратно на переносицу.

— Куда? — тихо спросила я, с трудом отлепив свой язык от пересохшего нёба.

— Лев Евгеньевич готов вас принять. Куртку и вещи можете оставить здесь.

Я сделала ровно так, как сказал Счетовод и вышла вместе с ним из комнаты. Сердце выбивало под рёбрами жесткий быстрый ритм, от которого у меня моментами сбивалось дыхание. Но внешне я старалась держаться спокойной.

Конечный пункт моего путешествия по утробе этого огромного зверя, что звался «резиденцией», завершился на самом верхнем этаже. Мы на него попали с помощью лифта и судя по горящим красным кнопкам, он спускался еще и на нулевой этаж, где был расположен паркинг.

Миновав коридор, Счетовод несколько раз постучал в дверь и получив короткое «да», открыл ее для меня. Сжав свои пальцы в худые кулачки, я вздёрнула подбородок и шагнула вперед.

Большая квадратная комната была полностью отведена под классический кабинет. Спокойные приглушенные кофейные тона. Под ногами плотный мягкий светлый ковер. Большое окно выходило на террасу. Даже отсюда я видела, снежные горки, насыпанные на перилах.

У противоположной от двери стены, был расположен массивный письменный стол. За ним сидел Златопольский и щелкал мышью, всматриваясь в ультрасовременный тонкий экран стационарного компьютера.

По левую от меня сторону стоял небольшой кожаный диван глубокого кофейного цвета. Перед ним располагался столик с хрустальным графином. Он был наполнен янтарной жидкостью, которая очень напоминала коньяк.

Мой взгляд снова вернулся к центральной точке — к Златопольскому. Воротник его белоснежной рубашки был расстегнут всего лишь на две пуговицы. Тонкий с чуть опущенным острым кончиком нос, напоминал мне орлиный. Он делал лицо Златопольского каким-то по-особенному хищным и серьезным. Большие голубые глаза сосредоточено смотрели в экран компьютера, пока пальцы свободной руки иногда неосознанно касались нижней губы.

Златопольский какое-то время не обращал на меня никакого внимания. Но стоило ему откинуться на высокую спинку кресла и перевести немигающий взгляд в мою сторону, я тут же непроизвольно внутренне вся сжалась. Я боялась этого человека. Боялась его взгляда, в котором не было ни одной понятной мне человеческой эмоции. Боялась той незримой, но физически ярко ощутимой ауры власти и непоколебимой самодостаточности.

Таких, как Златопольский, мой папа часто называл «Хозяевами мира». Я не совсем понимала до этого момента, что именно отец имел в виду, давая такое определение. Теперь поняла и осознала. Златопольскому не нужно было перечислять все свои регалии, чтобы я составила о нем правильное мнение.

Его расслабленная в нужной пропорции поза, сосредоточенный взгляд, немногословность говорили за своего хозяина. В конце концов, его резиденция с постом охраны тоже наталкивала на очевидные выводы. В руках Златопольского была сосредоточена огромная власть. Крёстная ни капли не преувеличивала, когда второпях рассказывала мне о нем. Именно такие, как Златопольский решали, какой завтра закон может попасть на рассмотрение к президенту, и какая компания могла уже через час при наилучшем раскладе объявить себя банкротом, а наихудшем — навсегда прекратить свое существование.