– Чё тут у вас? – в комнату заглянул взъерошенный брат.

– И тебя туда же, алкаш! Почему ты вчера пьяный пришёл?

– Хто? Я? Да я был стёкл как трезвышко! – пошутил Артём.

– Мне не до шуток, идиот.

– Не понял, что произошло, пап, ты чего такой злой?

– На сестру посмотри, она до сих пор пьяная.

– Фу ты, Анька! Где «накидалась»? – выкрикнул из-за отцовского плеча заботливый брат.

Аня уткнулась лицом в подушку и накрылась сверху одеялом. До вечера она не произнесла ни слова.

Положив гитару в чехол и закинув за спину, Кирилл быстрыми шагами направился к остановке. Яркое июньское солнце слепило глаза и пекло спину. Огромный, живой, многолистный тополь шелестел от лёгкого дуновения ветра. Шум проезжающих машин, разговоры людей, шелест листвы – всё отодвинулось на второй план; Кирилл утонул в своих мыслях, он чувствовал, что внутри, в душе, происходит необратимый процесс. Что именно, он не мог объяснить, но ощущал важность и необходимость этого процесса.

Незаметно для себя проехал пять остановок, погружённый в мысли, прокручивая в голове предстоящий разговор с учителем.

Не доверять ему у Кирилла не было оснований – Пётр Фёдорович всю жизнь проработал учителем музыки. Интеллигентный, мудрый, чуткий человек, он знал и умел найти подход к каждому ученику, и они, естественно, отвечали ему взаимностью. Он всю жизнь прожил холостяком: не то чтобы он категорически отвергал женщин, просто ему не везло. В молодости стеснялся своей профессии. Хлипкие романы заканчивались провалом: одна возлюбленная постоянно пыталась унизить его, вторая любила приложиться к бутылке, третья – «погулять» на стороне. Сейчас он – стройный, седовласый, голубоглазый старик, привыкший к своему одиночеству, увлечённый чтением. Он даже планировал написать книгу о пользе одиночества и его влиянии на личность.

Кирилл прискакал к двери учителя вовремя, запыхавшийся, раскрасневшийся, с мокрой от пота головой. Нажал на кнопку звонка.

– Кирюша, это ты? – спросил за дверью Пётр Фёдорович и, сразу открыв её, улыбнулся дружеской улыбкой, – заходи, заходи, зачем так бежал, у меня сегодня, кроме тебя, никого.

– Не люблю опаздывать; как вы?

– Нормально, а почему ты спрашиваешь? Чай будешь?

– Нет, водички холодной можно?

– Как хочешь. Выучил задание?

– Да как-то нет, извините.

– Как – нет? Впервые слышу; а чем ты занимался?

– Занимался? Да так, ничем, ерундой.

– Ерундой, – удивился учитель, – Кирилл, ты о чём? За три года ни разу такого не было! Колись, что произошло?

– Да с ребятами отдыхал, выпил, голова болела. Хочу татуировку сделать на руке, только не надо меня отговаривать.

– Да и не буду, странный ты, Кирилл. Делай, что хочешь.

Парень почувствовал нотки досады в голосе учителя, и ему стало стыдно и неприятно, отчего запершило в горле. Он опустил глаза; пауза затянулась.

– Ладно, давай заниматься, – прервал мысли парня Петр Федорович, – где мы остановились, помнишь? Давай, начинай! Время – вода: не догнать никогда.

Кирилл послушно разложил ноты на пюпитре и стал играть отрывок классического произведения. Пётр Фёдорович лишь одобрительно кивал головой, но его глаза выражали беспокойство. Ученик не допустил ни одной ошибки, закончил и посмотрел в упор на учителя.

– Пётр Фёдорович, я позавчера видел странное природное явление, до сих пор под впечатлением, возможно, космическое или что-то необъяснимое. Как будто во мне что-то переломилось.

– Давай за чаем всё расскажешь, пойдём на кухню.

Учитель встал, крякнул, разогнул спину и пошлёпал в шерстяных клетчатых тапочках на кухню; Кирилл поплёлся за ним, как на исповедь.