Двое суток стучал я по клавишам ноутбука без всяких помех. Но после того как поезд, дернувшись, отошел от станции с чисто сибирским названием «Листвянка», в мое купе тихонько постучались. Проводница Верочка, извинившись за беспокойство, попросила меня приютить на одну ночь пассажирку, та ехала куда-то на юго-восток Сибири. Вначале её просьба слегка покоробила мое самолюбие, как же так, купе все мое, но пока я придумывал способ, как проще отказать, сохранив при этом свое и чужое самолюбие, что-то подсказало мне лучше уступить и приютить на одну ночь человека. Червячок любопытства, засевший в каждом журналисте, требовал пищи общения, требовал новой информации. Новый человек всегда любопытен любому из пишущей братии. Пассажир оказался женщиной лет 35—40, невысокого роста, но слаженных пропорций.

– Клавдия, можно просто Клава, – представилась она, ища глазами, куда примостить свой чемодан, перетянутый двумя ремнями зеленого цвета. Пожав протянутую руку, я удивился крепости и мужской хваткости её ладони.

– Девчонки-проводницы говорят мне, всё купе занял московский писатель, если не пустит, будем ехать втроем, в купе проводниц, спать по очереди.

Пока прилаживал я чемодан под нижнюю полку, она успела снять толстый самосвязанный свитер из овечьей шерсти серого цвета и осталась в платье, которое выгодно подчеркивало её крупную грудь.

– Да какой я писатель, так, несколько сценариев для фильмов, журналист больше.

– А я вам чаю принесла. – Верочка светилась от радости за пристроенную пассажирку.

Поблагодарив проводницу, предложил я своей попутчице немного коньяку в чай.

– Нет, если пить, то отдельно от чая и лучше водку.

Жест, которым она быстро огладила свою талию, показался мне странно знакомым.

– Тогда давайте коньячку выпьем, водочку купим на ближайшей станции, поезд там стоит минут двадцать, – нашелся я.

– Хорошо! – все-таки вела она себя как-то просто и уверенно.

Коньяк выпила залпом за пару глотков.

– Спасибо, – поблагодарила она, одобрительно оглядывая предложенную закуску, – когда будем проезжать Забайкальск, купим копченого омуля, я всегда там покупаю, вкуснейшая рыбка!

– И часто приходилось вот так поездом путешествовать?

– Да почти каждый год, служба моя под Магаданом, в отпуск в теплые края манит, отогреться, фруктов вволю поесть, у нас на Северах ни солнышка вволю, ни тепла!

Вот что меня настораживало в её жестах, они похожи были на жест нашего армейского старшины, когда он поправлял гимнастерку под ремнем.

– Связистка, наверное, или санчасть? – Профессиональная привычка накапливать информацию направляла разговор в нужное русло.

– Нет, надзиратель в женской колонии, на жаргоне зеков – вертухай.

Моя информационная привычка сразу сделала стойку, как сибирская лайка, увидевшая белку. Узнать почти изнутри тюремные нравы и быт – это ж клад для любого писателя!

– Что-то ты как будто насторожился, эту работу кто-то должен делать? Да и к тому же ранняя пенсия, у нас северные надбавки, год службы идет за полтора!

– Так вы отслужили?

– Давай не будем на «вы», у нас так – если выпили вместе, то на «ты», а потом дембель у меня, отслужила, оттянула лямку вчистую!

«Сколько же тебе лет, голубушка», – начал я прикидывать в уме возраст своей попутчицы.

– Да не считай, служить надо двадцать пять лет, год идет за полтора, так что провела я за колючкой почти семнадцать лет!

Да она еще и мысли угадывает! Наверное, изумление все-таки читалось на моем лице.

– Я таких людей повидала, охраняла, знаю, что они думают или скрывают, вот ты, наверное, просчитываешь мой возраст? Или одногодки, или ты чуть младше меня!