«Все, что вы ни встретите на Невском проспекте, все исполнено приличия (1): мужчины в длинных сюртуках с заложенными в карманах руками, дамы в розовых, белых и бледно-голубых атласных рединготах и щегольских шляпках.

Вы здесь встретите бакенбарды (2),

единственные (1.1),

пропущенные с необыкновенным и изумительным искуством под галстук (1.2), бакенбарды бархатные (1.3),

атласные (1.4),

черные как соболь или уголь (1.5),

но, увы! принадлежащие только одной иностранной коллегии.

Служащим в других департаментах Провидение отказало в черных бакенбардах (1.6);

они должны, к величайшей неприятности своей носить рыжие (1.7).

Здесь вы встретите усы (3)

чудные (2.1), никаким пером, никакой кистью неизобразимые;

усы (2.2),

которым посвящена лучшая половина жизни, предмет долгих бдений во время дня и ночи;

усы (2.3),

на которые излились восхитительнейшие духи и которых умастили все драгоценнейшие и редчайшие сорты помад;

усы (2.4),

которые заворачиваются на ночь тонкою веленевую бумагою;

усы (2.5),

к которым дышит самая трогательная привязанность их поссесоров, и которым завидуют проходящие.

/Здесь вы встретите…/(4)

Тысячи сортов шляпок, платьев, платков, – пестрых, легких, в которых иногда в течение целых двух дней сохраняется привязанность их владетельниц, ослепят хоть кого на Невском проспекте. Кажется, как будто целое море мотыльков поднялось вдруг со стеблей и волнуется блестящею тучей над черными жуками мужеского пола.

Здесь вы встретите такие талии (5),

какие даже вам не снились никогда: тоненькие, узенькие, талии никак не толще бутылочной шейки, встретясь с которыми, вы почтительно отойдете к сторонке, чтобы как-нибудь неосторожно не толкнуть невежливым локтем; сердцем вашим овладеет робость и страх, чтобы как-нибудь, от неосторожного даже дыхания вашего, не переломилось прелестнейшее произведение природы и искусства.

А какие встретите вы дамские рукава (6)

на Невском проспекте! Ах, какая прелесть! Они несколько похожи на два воздухоплавательные шара, так что дама вдруг поднялась бы в воздух, если бы не поддерживал ее мужчина; потому что даму так же легко и приятно поднять в воздух, как подносимый ко рту бокал, наполненный шампанским. Нигде при взаимной встрече не раскланиваются так благородно и непринужденно, как на Невском проспекте.

Здесь вы встретите улыбку (7)

единственную, улыбку – верх искусства, иногда такую, что можно растаять от удовольствия, иногда такую, что вы увидите себя вдруг ниже травы и потупите голову, иногда такую, что почувствуете себя выше адмиралтейского шпица и поднимете ее вверх»[94].

«В один миг он переселялся весь на улицу и сделался подобно всем зевакою во всех отношениях.

Он зевал (1)

пред светлыми, легкими продавицами, только что вступившими в свою весну, которыми были наполнены все парижские магазины, как будто бы суровая наружность мужчины была неприлична и мелькала бы темным пятном из-за цельных стекол.

Он глядел (2),

как заманчиво щегольские тонкие руки, вымытые всякими мылами, блистая, заворачивали бумажки конфект, меж тем как глаза светло и пристально вперялись на проходящих, как рисовалась в другом месте светловолосая головка в картинном склоне, опустивши длинные ресницы в страницы модного романа, не видя, что около нее собралась уже куча молодежи, рассматривающая и ее легкую снежную шейку, и всякий волосок на голове ее, подслушивающая самое колебание груди, произведенное чтением.