Музыкальных сеансов Вдохновения и Воли оказалось достаточно для Иоганна Себастьяна Баха. Он стал известным композитором и покинул провинциальный город. Георг Фоглер продолжил эксперименты с тремя оставшимися сочинениями дядюшки Кристофа. Раскрыть секреты третьей и четвертой стопки нот с двумя маршами и одной фугой настройщику удалось спустя несколько лет.
С тех пор секреты настройки орга́на для десяти произведений недооцененного и позабытого композитора Кристофа Баха семья Фоглера передавала сыновьям из поколения в поколение. И сегодня один из братьев Фоглер по имени Генрих тоже прилетел в Москву и настроил орга́н концертного зала перед исполнением токкаты.
Санат Шуман знал, что в конце выступления московская публика получит психоделический эффект, который стимулирует их творчество на два-три месяца. А дальше эффект вдохновения породит эффект привыкания, потребуется новая порция музыки, как пристрастившемуся наркоману новая доза.
Заключительными аккордами токката накрыла слушателей музыкальным одеялом, как заботливая мама уснувшего малыша. Органный трубы стихли, но в головах собравшихся еще звучала музыка и будила заснувшее воображение. Музыка открывала дверь во что-то новое и звала за собой.
Органист покинул сцену в полной тишине, как и пришел. Ни браво, ни аплодисментов не последовало. Зрители не заметили его исчезновения. Каждый грезил в собственном волшебном мире.
В гримерной музыкант снял мантию, переобулся и покинул концертный зал. Он стал похож на иностранного туриста залюбовавшегося ночной Москвой. По улице Горького Шуман прошел к гостинице «Интурист». Там получил ключ на стойке администратора и поднялся в свой номер.
В это время Генрих Фоглер быстро расстраивал органные трубы. Музыкальный сеанс закончился, и он уничтожал семейные секреты, топил их в хаосе будущих звуков. Тайна «неправильной» настройки должна оставаться тайной. Сильные руки Королевского настройщика действовали грубо. Еще грубее и жестче они будут в номере «Интуриста», где его ждет податливое тело продажной женщины. Пышные усы Фоглера растянулись в предвкушении наслаждения. Он тоже получил заряд вдохновения и реализует свои фантазии для получения запретного удовольствия.
ORT. Сушеный миндаль, черная мантия, полночь – странный ритуал. Впрочем, ритуалы в любой религии не требуют логического объяснения, потому что имеют сакральное значение. Ритуальные действия подчеркивают связь с необъяснимым и потусторонним.
Глава 4
Борис Сосновский после органного концерта вышел в фойе в необычном возбуждении. К серьезной музыке он был равнодушен. Когда-то даже задремал на опере, хотя там помимо музыки можно было лицезреть вычурные костюмы артистов, вникать в их притворные страсти или пялиться на пышную грудь солистки. А здесь только музыка в полумраке притихшего зала. Вместо симфонического оркестра всего один музыкальный инструмент, но какой! Тысячи труб – от малых, укрытых от глаз в акустической камере, до огромных от пола до потолка. Звуковые волны то обрушиваются на тебя и придавливают, то обволакивают и проникают внутрь, трогают за сердце, волнуют разум, дарят ощущение легкости и даже полета.
Он не заметил, как пролетело время. Сколько сейчас? Час ночи. А спать не хочется. Такое ощущение, что наступает рассвет чего-то нового и важного в его жизни.
В мраморном фойе среди колонн на круглых барных столиках искрились бокалы с немецким игристым. Борис Абрамович сопроводил Майю Воланскую к одному из столиков.
– Концерт-вдохновение! – вещала балерина. – Вы что-нибудь почувствовали?
Сосновский еще не собрал гамму впечатлений в единое целое и промолчал. Серьезная музыка, как наука, требует серьезного отношения и только тогда дает серьезный эффект, понял доктор наук.