– Ты это–смотри северянин, не балуй. Если заездишь полудохлых девок с меня командир не слезет, а я уж не обессудь – с тебя. Если конечно, что-то после полста плетей останется.

Утвердительно кивнув, успокоил орка или так мне показалось. Но он пошел по своим делам к общему костру. Стоило ему уйти, и как-то сами собой возникли мысли, а много ли это пятьдесят плетей. Но хватило и одного взгляда на побитых судьбой девок, чтобы пришедшие не в ту пору раздумья – ушли восвояси. Выдохнув, вспомнил о своих старых обязанностях. Конечно подлатать я теперь их не мог, но помочь напиться был просто обязан. Да и много это не требовало, стоило приподнять головы и не спеша помочь испить. Вскоре на меня с опаской смотрели две пары глаз. Та – что помоложе пришла в себя почти сразу, стоило подавиться попавшей не в то горло, водой. А вот женщине было похуже. И дело было даже не в том, что она старше. Год – пять много роли не играли, а вот третий размер и некогда смазливое личико, оркам пришлось по вкусу. Из-за этого ей просто не давали продыху. И даже несмотря на то, что их засунули в мою клетку, как одних из самых истощённых. Это не помешало, какому-то ловкачу прийти по своё, стребовав это с женщины. Уж и не знаю, чтобы пришлось делать, если бы не Очир – отославший его со всеми желаниями, и не появившейся Далель – выписавший знатного леща орку, под общий хохот. Проводив до костра, что-то шипящего от обиды паренька, Даль выдал по подметке и девушкам, все так же оставив их на моём попечении. Убедившись, что невольницы принялись за мясо, орк нас покинул. Кое–как пережёвывая паек, девушки все также настороженно не сводили с меня глаз. До того – что Очир не остался молчаливым, подметив:

– А ты, как я погляжу, востребован у девок?

Глядя на то, как щериться орк, и столько в этой подначке было личного и беззлобного, заулыбался и сам:

– Ну, – протянул я, – что есть – того не отнять.

Попытавшись подавить хохот, но под удивленно–вопросительные взгляды так и не смог. В прочем нужно было ещё многое успеть подготовить. Кто его знает, как повернётся сегодняшняя сеча. А то – что она будет, сомнений не оставалось, не у меня из-за с новой силой опалившего палец кольца, не у шамана. Даже те – кто не верил в нападение, так и не сомкнули глаз, а ведь была глубокая ночь. Допив оставшуюся воду, а с тем и покончив с трапезой, обратился к Очиру:

– Что-то тревожно мне. Не как готовят враги ваши, чего-то нехорошее.

– М–да, – пошамкал шаман, – готовятся твари. С тех пор, как завидели, что мы на ночлег встали. Так и крутятся вокруг. Выдумывают чего или рассвета ждут. Не дают старику не продыху и покою, не у костра кости погреть. Но то и правда мои тревоги, да отряда. Тебе, да спутницам твоим и отдохнуть можно. Тем более всем чем мог – ты уже мне помог. И, наверное, побелее чем большинство из сородичей. Кивнув, повалился на пол, умолчав о том, что – если бы я мог… Но, как бы я не считал, что сон невозможен, это оказалось неправдой. Сопение у так и не восстановившихся девушек, воспринявших слова орка за приказ и мерное потрескивание затухавшего костра, действовали успокаивающе. А может и то, что я считал себя в безопасности, как никому не нужный раб? Но и сон не дал ничего, кроме воспоминаний о прошлом и метания в них. Меня терзали опасения и нередко страх, будто я вновь попадал туда, где я и находился. И как обреченный на мучения, переживая все то – что случилось некогда. Вот только тут, было иначе. Я терял не только всё, но и всех обретённых товарищей, будь то; меч, острога крестьянина или их уход, и изменить я уже ничего не мог, упираясь в одно и тоже, до паники, до отвращения. И так это было приторно, что живот скручивало в комок выжимая все содержимое, пока я не провалился в беспамятство, где не было ничего.