Потом был довольно приличный концерт всего с двумя-тремя слабенькими номерами, среди которых было и выступление ныне известной Анны Цой, поднявшейся впоследствии благодаря усилиям и влиянию своего мужа, пресс-секретаря Ю. Лужкова С. Цоя, и каналу ТV-Центр, где Цой – председатель совета директоров.

Мэр Лужков разбогател благодаря жене, Анна Цой – благодаря мужу. Все повторяется в этом мире.

Было также сказано на этом вечере много хороших слов не только в адрес писателя Юрия Лужкова, но и по поводу его по-настоящему творческой деятельности во имя города и горожан. В конце вечера он вышел растроганный на сцену – думаю, таким его видели редко, если видели вообще, скорее всего он сам не ожидал, что дело его получит такой отклик среди дотошных, привередливых, образованных, умных и требовательных москвичей. Всегда в движении, всегда в работе, он мало слышал слов, которых заслуживал, а тут услышал столько! Поневоле растрогаешься, хоть и кажешься другим несгибаемым и железным. А Ю. Лужков – не железный. Он подвержен, как и все мы, эмоциям и чувствам – и в том его привлекательность для многих как личности, человека и большого начальника при огромной власти. Но и пороки у него сродни этой власти.

Не помню, плакал он или нет, когда хоронил свою мать, а вот то, что он не стал хоронить ни на Новодевичьем, ни на Ваганьковском, ни даже в Кунцеве, характеризует его. Возможно, сегодня он поступил бы по-другому, поскольку сильно изменился и внешне, и, что самое главное, внутренне.

Как и все старые московские кладбища, Кузьминское, где он хоронил свою мать, представляет собой заросший и запущенный лесной массив. Я приехал туда, когда гроб с телом работники службы «Ритуал» уже на руках – по другому протиснуться между деревьев и могил было просто невозможно – несли к свежевырытой могиле. Кажется, была поздняя промозглая осень, низкие-низкие облака и дождик-сеянец. Народу было много, хотя не все присутствующие решались подойти к сыну умершей, чтобы выразить сочувствие. Я подошел, ничего не сказал, молча пожал руку повыше локтя – а что тут говорить?

Да, точно, было холодно. Жена В. Евтушенкова была в дорогущей – а в какой еще ей быть – норковой шубе. Почему запомнилось – не знаю. Возможно, именно из-за этой шубы.

О матери Юрий Михайлович всегда отзывался тепло, с сыновней нежностью.

– Родом она из Башкирии, – рассказывал он, – где с давних пор вперемешку живут русские и башкиры. С восьми лет, после смерти своей матери и женитьбы отца на другой, пошла она в няньки, а потом перебралась в Москву. Закончила всего три класса, но была от природы толковой, умной, умело вела домашнее хозяйство и семью. Своих сыновей – а нас было трое братьев-сорванцов, – Аркашку, меня и Серегу, она вырастила, воспитала и, главное, приучила к труду.

Была в молодости красивой, энергичной и, как говорится, заводной. Посмотришь на портрет и видишь: у этой молодухи нрав настоящего беса – в глазах искры горят, лицо доброжелательное и улыбчивое. И всегда готова ко всему – хоть к работе до изнеможения, хоть к веселью с песнями до утра. Лишь бы не сидеть без дела на завалинке.

Ю. Лужков регулярно бывает на могиле матери – я сам видел у него в «разблюдовке» такую запись.

Нос у него слегка, почти незаметно приплюснут, губы припухлые, хотя уже истончали, а в гневе вообще превращаются в ниточку, только очень жесткую, как леска.

Уши прижатые, как у породистой лошади, и это хорошо. Потому что будь они оттопыренными, то в сочетании с кепкой его круглое лицо напоминало бы трехлитровую кастрюлю. И так в Московской области жители его иначе как Луной не называют.